Стихотворения и поэмы в 2-х т. Т. I

Андреев Вадим Леонович

«На гладкий лист негнущейся бумаги…»

А. Гингеру

На гладкий лист негнущейся бумаги Какая сладость нанести, спеша, Излучины, заливы и овраги, Моря, к которым ластилась душа. И островов растерянную стаю, И широту и долготу земли — Но вот уже на горизонте тают Отчаливающие корабли. Обратных парусов тугое трепетанье, В лиловый мрак ушедшая земля. Опять нас к новому ведет свиданью Суровая походка корабля. Не

так ли мы на смертном, милом ложе, Спеша, наносим карту наших дней И доверяем нашу душу дрожи Потусторонних и тугих огней.

«Отстаиваясь годы, годы…» [33]

Отстаиваясь годы, годы, В плену стекла и сургуча Живут наследники свободы Два черных, солнечных луча. Страшась блаженства и покоя, Стеклянным пленом тяготясь, Набухнув нежностью слепою, С подвальной мглою распростясь, Густой струей, на край бокала, Как бархат, — опершись слегка, Пожаром влажного коралла, Течет бессмертная река. Так мы храним вдали от взоров Земную молодость, но вот, Преодолев покой затворов, Она, расплавившись, течет.

33

«Отстаиваясь годы, годы…» — ВР, 1926/1927, № 12/1: под названием «Вино».

«Тупым ножом раздвинув створки…»

А. Присмановой

Тупым ножом раздвинув створки У чуткой раковины, мы Находим в маленькой каморке В перегородках влажной тьмы, Немного призрачного ила, Дыханье скользкой глубины, Лучом подводного светила Чуть озаряемые сны. И вот, почти прозрачным шумом Вдруг наполняется, спеша, Всей нашей комнаты угрюмой, Неразговорчивой, — душа. Вот так же, чуть раздвинем створки Неплотно пригнанных стихов, Как в нашей слышится каморке Незримый шорох голосов.

Осина («Бог наложит к слою слой…») [34]

Бог наложит к слою слой В тесном мире древесины, В мире, замкнутом корой, В мире дрогнувшей осины. Тишина на самом дне Мира без дверей и окон Расцветет в гнилом огне Темно-розовых волокон. Недоступна взорам смерть. Лишь дрожит, шурша листвою. Мира призрачная твердь И лицо его земное. Теплым мехом ляжет мох Согревать огонь прохладный, И протяжный стынет вздох Перед темнотой громадной.

34

Осина — С2.

«Шахматы ожили. Нам ли с тобой совладать…»

Д. Резникову

Шахматы ожили. Нам ли с тобой совладать С черным и белым безумьем игры? Мы не должны, мы не можем, не смеем собрать И помешать им играть до поры. Кто их сокрытую волю расторг и отверз? Слышишь размеренный топот коней? Мечется вдоль по квадратам грохочущий ферзь В поисках черной подруги

своей. Ты вовлекаешься в эту слепую игру Пешек, слонов, королев, королей. Вижу, я вижу, — ты гладишь вспотевшую грудь Взмыленных черных и белых коней. Медленно, в пол-оборота ко мне обратясь, Ты на себя надеваешь узду. Ты как подарок берешь эту темную страсть. Верно, я скоро к тебе подойду.

«Чаинки в золотом стакане…»

Чаинки в золотом стакане — О влажный, выпуклый огонь! Касается стеклянной грани Чуть напряженная ладонь. Огонь неуловимый пролит, И жизнь на блюдце замерла: Умрут от воздуха и боли Чаинок влажные тела. Чаинка, жизнь моя, ужели И ты судьбой осуждена Упасть из огненной купели На край фарфорового дна?

Улитка («Твой хрупкий и непрочный дом…»)

Твой хрупкий и непрочный дом На выгнутой прозрачной спинке В дыханьи влажном и густом Ползет по чешуе корзинки. Безглазая! Два лучика твоих В тревожном воздухе не могут Среди товарок, слабых и слепых, Найти свободную дорогу. Душа! среди тревожных слов Твой путь, твой день, должно быть, краток. Что могут лучики стихов! Чем ты предотвратишь утрату!

«Строжайшей нежности вниманью…»

Строжайшей нежности вниманью, Винтовка, ты передана. Невестою обряжена И приготовлена к свиданью. Тебя прозрачною фатой Окутает бездымный порох. Ты жениха найдешь в просторах, В прицельной рамке кружевной. Поет над головой струна, И брызжутся камней осколки. Изменница, невеста, стольким Ты в тот же день обручена!

«Эх, балалайкою тренькай…»

Эх, балалайкою тренькай, Плачь, неземная струна! Здесь, у скамейки, маленькой Тенором вторит весна. Прячется за парапетом, Там, над пустою Невой, Отблеск вечернего света, Отблеск совсем голубой. Милая, милая, вдосталь, Милая, нам до зари — Там, у высокого моста Гаснут с зарей фонари. Спрятался месяц за тучку, Больше не хочет гулять. Дайте мне правую ручку К пылкому сердцу прижать.

«Лазурный ветер благостыни…»

Лазурный ветер благостыни, Небесной, емкой высоты — В моей отторженной пустыне Неукоснительней мечты. О неповторная неволя, Беленый, скучный потолок, — Где ты, растрепанное поле Цветов, волос, и губ, и строк? Звезда наперсница свиданья, Слепой покой монастыря, О похладевшее лобзанье И лжесвидетельство — заря! Гляжу на неповторный иней — О свет тлетворной пустоты, О ножки, ножки, — где вы ныне, Где мнете вешние цветы?