Стихотворения

Зилов Лев Николаевич

1936 г.

ПУШКИН

В гробу, забитом в ящик чёрный, Тебя, опасный бунтовщик, Из Питера дорогой торной В глухую ночь увёз ямщик. Меняли лошадей мгновенно, Смотрители сбивались с ног. И мчался, мчался Русью пленной Без колокольчика возок. Молчали пуганные сёла, И мимо них ещё сильней Гнал, распустив по ветру полы, Ямщик замученных коней. Путь кончен. Сумрачно и строго Дубов столетняя семья У монастырского порога Доныне сторожит тебя.

1936 г.

"Человек

обязан быть счастливым."

Ляле

Человек обязан быть счастливым. Быть несчастным, что за интерес? И накладисто и хлопотливо: Сколько надо средств, лекарств, чудес! «Для чего живу я в этом мире? Для чего и самый создан мир?…» Нет, спили скорее эти гири, Разгони ты этот скучный клир! То ли дело вновь отдаться счастью! Счастье — это воздух, свет, вода, Их насильно рознял ты на части, Но они едины навсегда. Счастье — это люди, звери, птицы, Каждый миг, отпущенный судьбой! Только бы успеть вглядеться в лица, Проходящие перед тобой. Не успеешь вдоволь наглядеться, Надышаться и наслушаться, как вновь В смерть-рожденье дверь раскрыть готова Направляющая все любовь.

1936 г.

Мне грезятся лесов щетинистые стены,

Мне грезятся лесов щетинистые стены, Зовущих длинных рельс извивы и клубы, И спрутов-городов назойливые смены, И серая змея затёртой льдом реки. За нею злая даль стирает очертанья, Маячит горизонт синеющим кольцом… И душат сердце мне оковы расстоянья, И одиночество смеётся под окном. И мёртвые слова с разбитыми крылами Я тихо хороню в немые буквы строк… Мне верить хочется, что говорю я с вами, Что вы опять со мной, что я не одинок.

Не позднее 1907

УСТАЛОСТЬ

Мне кажется — я сплю прозрачным, чутким сном, Что мерно надо мной поют речитативом Дешёвые часы, и мирно под окном Чирикает снегирь в безделье терпеливом. А на заботливо подложенном сукне За тонкою стеной стучит трудолюбиво Машинка, ножницы скрежещут в полусне И звякают о стол неловко и трусливо. Трепещут сумерки. На изразцах печи Бесшумно движутся причудливые тени… И я боюсь во сне проснуться, отойти От этих мягких грёз, от этой чудной лени.

Не позднее 1907

СКИТ

Овальный пруд в кругу рябых берёз. Сверкает гладь, пестрея в отраженьях. Там, одинок в своих богослуженьях, Суровый скит стеной себя обнёс. Когда грустя звенят колокола, Когда луга, дымясь, роса туманит, Здесь иногда заря, забывшись, встанет, От блеска дня, усталая, ала. И пруд горит червонный, как алтарь; Шурша поют вечерню в листьях шумы — Как будто мир под лаской тихой думы Слился с Тобой, надзвёздный Зодчий-Царь… Чрез миг уж ночь. Тревожный нетопырь Кричит сове о тайнах тьмы широкой С зубчатых стен, где грезит одиноко Под бой часов суровый монастырь.

Не позднее 1907

В МЕЖАХ

От Влахернской до Святителей В тёмных сводах колоколен Заунывно-богомолен Редкий благовест обителей. Ржи пахучей межи спелые, Клейкий лист берёз шумливых Привечают сумки белые Богомольцев молчаливых. Как Читеи многотомные, Их немые миллионы.

Лица строгие и тёмные, Как раскольничьи иконы. С медью, вырванной у голода, Канет скорбь глухих селений В холод выбитых ступеней, В раку кованного золота.

Не позднее 1907

СОКОЛИНЫЙ ГЛАЗ

Я — Соколиный Глаз. Спросите гризлей смелых И дикого коня, Койотов злых, лисиц, оленей, грифов белых — Все знают про меня! Я гибок, как змея; силён, как буйвол дикий, И зорок, как орёл. Я — сын скалистых гор; мой праотец великий Свой род от солнца вёл. В моей крови горит огонь небес глубоких. И на груди моей Священный знак молитв и клятв своих высоких Мне выжег чародей. Схватили вы меня. «Постой, — мол, — нагулялся На воле дикий зверь! Над нашей властью ты в своих горах смеялся, Так смейся же теперь!» Трусы! Чем взяли вы и как меня вы взяли? Обманом и вином! Вы низко кланялись и в гости зазывали, И — предали потом! Герои! Дети лжи, обмана, рабства, лести! Когда бы знал я вас, Я бы сказал своим: «Они не стоят мести, Ни наших рук, ни глаз!» Я проклинаю вас, детёныши Вабассо! Ваш блеск и ваш покой! Я — Соколиный Глаз, вспоённый Арканзасом И Красною рекой!

ВАР

Ночь. Плескает волна — за ударом удар. Гор нахмурились резкие склоны. Император стоит — он и бледен, и стар — И, вздыхая глубоко, он стонет: «О, Вар! Вар, верни мне мои легионы!» Форум. Ропщет народ — за ударом удар, Словно волны — проклятья и стоны. Грозно требует мести и молод, и стар, Все кричат: «Ты убийца, безжалостный Вар! Вар, верни нам, отдай легионы!» Я проснулся. В окне, как далёкий пожар, Кровью светит луна на краю небосклона. И я вижу ещё этот дикий кошмар, И я сам повторяю: «Безжалостный Вар, Вар, верни нам, отдай легионы!»

ДЕД

(поэма) [4]

А шумный ветер веет ворох

Умерших в золоте листов.

П. Сухотин

Пролог

Над домом реет тленье…

И. Бунин.

Глава первая

I.

Сидела, как всегда, в гостиной, у рояля, Разматывала шерсть и щурила зрачки… И прибегал из детской с ревом Валя И подставлял для поцелуев синяки; Визжала в комнате у фрейлены машинка, Наматывая нитки на челнок; И теткина краснела пелеринка, Свалившись с кресла, сбитая в комок… А тетка в кухне, вытянувши шею, Привычно пробирала Пелагею; — И прыгали заглушенно слова, И думалось, что тетушка права…

4

Публикуется по прижизненному изданию: М.: Книгоиздательство «Метели». 1912 г.

Текст набран в новой орфографии; тем не менее, мы стремились донести до читателя дух печатного оригинала и времени. Поэтому сохранено написание таких слов, как «фрейлена», «мятель» и т. п., а также длинное тире (применяемое в поэме очень широко). Текст набирал Зилов А. А.

II.

И думалось, что завтра — воскресенье… Приедет к кофе старый ростовщик И тетке привезет миндальное печенье, И тетка скажет: «Вечный баловник!» Прихлебывая кофе и макая Табачные усы, расскажет про грабеж Средь бела дня; потом уйдет хромая За теткой в кабинет, и скучно разберешь Знакомые слова, — «бланк доверитель»… Наденет Костя с кантиками китель, Мелькнет, уедет… тетка спросит: «А?» «Ты, Кадя, что?» — Как что? — «Уехал Костя?» — Да! —