Стихотворения

Кузмин Михаил Алексеевич

5. Ты / 2-ое

— Остановка здесь от часа до шести, А хотелось бы неделю провести. Словно зайчики зеркал,   Городок из моря встал,   Все каналы да плотины,   Со стадами луговины, —   Нет ни пропастей, ни скал. Кабачок стоит на самом берегу, Пароход я из окна устерегу. Только море, только высь.   По земле бы мне пройтись:   Что ни город — все чудесно,   Неизвестно и прелестно,   Только знай себе дивись! Если любишь, разве можно устоять? Это утро повторится ли опять? И галантна, и крепка   Стариковская рука.   Скрипнул блок. Пахнуло элем.   Чепуху сейчас замелем,   Не услышать нам свистка.

6. А я / 2-ое

Постучали еле слышно… Спичка чирк… шаги… глаза… Шепот… «Вася, осторожней: По домам идет обход». — Шпалер, шпалер… Брось за печку… — Гость?.. смывайтесь… разве пьян?.. — Черный ход еще не заперт, — Мина Карловна сидит. — Извиняюсь… не нарочно… Я

и сам тому не рад… Я засыпаюсь, наверно, На Конюшенной налет. Ну, пока! — поцеловались… — Стой! и я с тобой. — Куда? — — Все равно! — А попадетесь? Укрывателю тюрьма.   Отчего же хриплый голос   Стал прозрачным и любимым,   Будто флейта заиграла   Из-за толстого стекла.   Отчего же эта нежность   Щеки серые покрыла,   Словно в сердце заключенной   Оставаться не могла?   Разве ты сидишь и пишешь,   Легче бабочки из шелка,   И причесан, и напудрен,   У апрельского стола? — Что же стали? — Кот-басила… Опрокинулось ведро. — Тише, черти! — Сердце бьется, Заливается свисток. — Значит, ты?.. — До самой смерти! — Улыбнулся в темноте. — Может, ждать совсем не долго, Но спасибо и на том. Тут калитка возле ямы… Проходной я знаю двор. Деньги есть? Аида на Остров. Там знакомый пароход. Паспортов у нас не спросят, А посадят прямо в трюм. Дней пяток поголодаем Вместе, милый человек!

7. Тот / 2-ое

Февральский радио поет Приволье молодости дальней, Натопленность кисейной спальной И межпланетный перелет. Перечит нежности начальной Воспоминаний праздный счет. Сереет снег, тончает лед, Не уберечь зимы венчальной! Хрусталь на прежнее стекло Воображенье налагает, Изменчивое так светло! Плывут вуали, воздух тает… И сонный вой гавайских труб Напоминает трепет губ.

8. Луна / 2-ое

Луна! Где встретились!.. сквозь люки Ты беспрепятственно глядишь, Как будто фокусника трюки, Что из цилиндра тянет мышь. Тебе милей была бы урна, Руины, жалостный пейзаж! А мы устроились недурно, Забравшись за чужой багаж! Все спит; попахивает дегтем, Мочалой прелой от рогож… И вдруг, как у Рэнбо, под ногтем Торжественная щелкнет вошь. И нам тепло, и не темно нам, Уютно. Качки нет следа. По фантастическим законам Не вспоминается еда — Сосед храпит. Луна свободно Его ласкает как угодно, И сладострастна, и чиста, Во всевозможные места. Я не ревнив к такому горю: Ведь стоит руку протянуть — И я с луной легко поспорю На деле, а не как-нибудь! Вдруг… Как?.. смотрю, смотрю… черты Чужие вовсе… Разве ты Таким и был? И нос, и рот… Он у того совсем не тот. Зачем же голод, трюм и море, Зубов нечищенных оскал? Ужели злых фантасмагорий, Луна, игрушкою я стал? Но так доверчиво дыханье И грудь худая так тепла, Что в темном, горестном лобзаньи Я забываю все дотла.

9. Ты / 3-е

— Вы мне не нравитесь при лунном свете: Откуда-то взялись брюшко и плешь, И вообще, пора бы шутки эти Оставить вам, — Голландия скучна! — Но, детка, вы же сами захотели Остановиться в этом городке. Не думал я, что в столь прелестном теле Такой упрямец маленький сидит. — Вы лишены духовных интересов. Что надо вам, легко б могли найти В любом из практикующих балбесов! А я… а я… — Брюссельская капуста Приправлена слезами. За окном На горизонте растушеван густо Далекий дождь… В глазах плывет размытая фиалка, — Так самого себя бывает жалко! — Вы сами можете помочь невзгодам, Ведь дело не в Голландии, а в вас! — Нет, завтра, завтра, первым пароходом! А вас освобождаю хоть сейчас! — Забарабанил дружно дождь по крышам, Все стало простодушней и ясней. Свисток теперь, конечно, мы услышим, А там посмотрим. «Утро вечера мудреней».

10. Все четверо / Апофеоз

Тра-та-та-та́-та, тра-та-та-та́-та, Тра-та-та-та́-та, тра-та́-та-та́! Нептун трезубцем тритонов гонит. Апофеоз. Апофеоз! Тра-та-та-та́-та. Дельфин играет! Тра-та-та-та́-та. Ярка лазурь! Брады завеса ключом взлетает. Апофеоз. Апофеоз! Парная роскошь — была мо́кредь. Повеял ужас, дымит восторг… И ты — не тот ведь, и тот — не тот ведь! Апофеоз. Апофеоз! Потягиваясь сладко, вышли. Голландия! Конец пути. Идти легко, как паре в дышле. И заново глядят глаза: Земля и воздух — все другое. Кругом народ, все видим мы, И все-таки нас только двое, И мы другие, как и все. Какой чудесный день сегодня. Как пьяно вывески твердят, Что велика любовь Господня! Поют опущенные сходни, Танцуют краны, паруса. Ты не сидишь уже, окован, В стеклянном пресном далеке, Кисейный столик расколдован И бьется в сердце, как живой. Вдруг… Боже мой. Навстречу пара, И машет та же шляпа мне. Ах, в ожидании удара Прижаться в нежной простоте. Другой кричит издалека: — Fichue rencontre! c'est toi! c'est moi! [101] Толчком проворным старик за бортом. Такая жертва, такой отказ Считаться мог бы первейшим сортом. Апофеоз. Апофеоз! — Ведь я все тот же! минута бреда… Опять с тобою — и нет измен. — — Круги бросайте! Тащите деда! — Апофеоз. Апофеоз! Тра-та-та́-та. Но я не тот же Тра-та-та-та́-та. Я не один! — Какая черствость! и с кем? о Боже! Тра-та-та-та́-та, тра-та-та-та́. Триумф Нептуна туземцев тешит. И

остаются все при своем. В восторге дядя затылок чешет. Апофеоз! Апофеоз!

101

Ничего себе встреча! вот и ты! вот и я! (фр.) — Ред.

1927

Лазарь ^*

К. П. Покровскому

1. Лазарь

Припадочно заколотился джаз, И Мицци дико завизжала: «Лазарь!» К стене прилипли декольте и фраки, И на гитары негры засмотрелись, Как будто видели их в первый раз… — Но Мицци, Мицци, что смутило вас? Ведь это брат ваш Вилли? Не узнали? Он даже не переменил костюма, Походка та же, тот же рост, прическа, Оттенок тот же сероватых глаз. — Как мог мой Вилли выйти из тюрьмы? Он там сидит, ты знаешь, пятый месяц. Четыре уж прошло… Четыре чувства, Четыре дня, четырехдневный Лазарь! Сошли с ума и он, и Бог, и мы! — Ах, Мицци дорогая… — О, позволь Мне опуститься вновь в небытие, Где золотая кровь и золотые Колосья колются, и запах тленья Животворит спасительную боль! — Охриплой горлицею крик затих. Где наш любимый загородный домик, Сестрица Марта с Моцартом и Гете? Но успокоилось уже смятенье, И застонала музыка: «Fur dich!..» [102]

102

«Для тебя!..» (нем.). — Ред.

2. Домик

С тех пор прошло уж года два, А помню, как теперь… Высоких лип едва-едва Коснулся месяц май. Веселый дождик. Духов день. Садовник рвет цветы. Едва ступил я на ступень — Услышал тихий смех. А за стеклом две пары глаз Смеются, словно май, — И Вилли в комнату сейчас Со скрипкою вбежит. Как мог быть с вами незнаком Я целых тридцать лет? Благословен ваш сельский дом, Благословен Господь!

3. Мицци и Марта

Не переводятся гости у нас, уж так повелося: Только проводишь одних, смотришь — других принимай. Едут и старый и малый: банкиры, купцы, лейтенант!! Киноактеры, певцы, летчик, боксер, инженер. Марта сбилася с ног: принять, занять разговором, Всех накормить, напоить, розы поставить на стол. Мицци — та не хозяйка: только бы ей наряжаться, Только бы книги читать, только бы бегать в саду. Мицци имеет успех гораздо больший, чем Марта, Не потому, что всего только семнадцать ей лет. Марте тоже не много, она и добрей, и спокойней, Меньше капризов у ней, чаще улыбка видна. Мицци, за что ни возьмется, мигом все одолеет, Мигом забросит одно, мигом другое в уме. То ненасытно танцует, хохочет, правит мотором, То помрачнеет, как ночь, молча запрется одна, Час, полтора просидит, плача, она неподвижно. Губы кривятся, дрожат, сводит суставы болезнь… Выйдет, как после припадка, сядет, глядит виновато… Спрашивать вздумает кто, молвит…сидела у ног, — Слава не очень хорошая ходит про наших сестричек. Марту тревожит она, Мицци на все наплевать… Ну, а друзья? Да что же друзья? Какое им дело: Музыка, танцы, игра, вечно вино на столе.     А Вилли — брат любимый;     Румян, высокий рост,     И сердце золотое,     И нравом очень прост.   Вилли несчастный, милый мой друг,   Зачем это время я вспомнил вдруг? Быстро в беседку вошла и бросилась к Мицци на шею, Розою вся запылав, старшая, Марта, сестра. — Мицци, послушай меня: какая забавная новость! Всех я корю за любовь, — вот полюбила сама. — Марточка, Марточка, ты? Признаться — разодолжила. Можно и имя узнать? — Помнишь, высокий блондин… В Духов день он пришел и на крыльце спотыкнулся… Вилли со скрипкой тогда в комнату быстро вбежал, Гость покраснел и смутился… Ужели не помнишь, родная? — Мицци умолкла на миг, тень пробежала по лбу. Марта, разумная Марта, все для других ты рассудишь, А доведись до себя — выйдешь ребенка глупей. Ты полюбила его. Я верю и этому рада, Но рассудила ли ты, что ты получишь в ответ? — Марта, еще покраснев, смущенная, молвит: — Зачем же Он не выходит от нас, словно забыл о делах. Он человек занятой, а вечно сидит да играет, Слушает песни мои, робко краснеет, молчит. — Мицци прищурила глаз и тихо, раздельно сказала: — Мы тут, поверь, ни при чем; хочет он с Вилли дружить     А Вилли, брат любимый,     Глядит себе во двор…     Вот бы расхохотался,     Услыша разговор.   Вилли несчастный, милый мой друг,   Зачем это время я вспомнил вдруг?

4. Эдит

Весь город поутру твердит: — Вчера убита Джойс Эдит. — А кто она, и где жила, И с кем тот вечер провела? Чужая смерть невнятна нам — Поахали — и по делам: Кто на завод, кто в магазин, В контору, в банк — и ни один Из них не думал, что когда — Нибудь исчезнет навсегда. Звенят трамваи, слаб ледок, А девушка глядит в листок: Все те же десять черных строк, А уж заныл от боли бок, Расширенно стоят глаза, И не бежит на них слеза, И рот запекшийся твердит: — Моя Эдит, моя Эдит. Куда девался милых смех, Улыбки и соболий мех, Сережки длинные в ушах И воробьиная душа? Кто будет в опере бывать, Блэк-беттом с Вилли танцевать? Где ты упала, где лежишь, Не обновивши модных лыж? Тебя в саду я не найду… Вдруг вскрикнула и на ходу С трамвая бросилась в мотор… Все так же дик недвижный взор. Скорей, скорей, скорей, скорей В простор сугробистых полей! Прокрикнут адрес кое-как… Шофер, как видно, не дурак, Пускает запрещенный ход, Застопорил лишь у ворот. — Не надо сдачи! — Вот звонок… Рукою жмет себе висок… — Где Вилли? — Старшая сестра Шепнула: — Он еще вчера Был арестован. — Мицци, ах, Не устояла на ногах.