Стирбьёрн Сильный

Эддисон Эрик Рукер

И он притянул к себе жену и поцеловал ее шею и обнаженное плечо.

На следующее утро король отвел Тости в сторону и сказал ему:

— Есть вещи, о которых я хотел перемолвиться с тобой, Тости, и, думаю, после прошлого вечера я не застал тебя врасплох этим разговором. Касается это твоей дочери Сигрид.

Тости отвечал:

— Я понимаю, повелитель, куда ты клонишь, и принимаю это как большую честь и радость, величайшую изо всех, что когда-либо могли удостоиться я и мой род. Однако правда и то, что говорят: «В люльке простеца бывает такое, чего нет и в королевском

дворе», и раз уж она — моя единственная дочь, я надеюсь, повелитель, ты не будешь оскорблен тем, что в ее воле выбирать. Так я поступал ранее, так, думается мне, должно поступить и сейчас. Это будет лучше и для нее, и для всех остальных.

— Я сам поговорю с ней, — молвил король. — Никто еще не умирал от раны, нанесенной другому, также и никто не удовлетворится чужим выбором.

Король шел вместе с Сигрид вдоль пастбища по тропинкам, протоптанным овцами, к южным холмам, что смотрели на Балингсдаль. Долго он хранил молчание. Затем внезапно заговорил:

— У меня есть к тебе разговор, Сигрид.

— О том нетрудно догадаться, повелитель, — сказала она, думая, что у короля не может быть иной цели, чем та, о которой уже так давно думали ее родители — выдать ее за Стирбьёрна.

— Какого же ответа, — сказал король, — ожидать мне от тебя?

Сигрид, смотря прямо перед собой, отвечала:

— Я скажу тебе, повелитель, если ты прежде скажешь, дозволен ли мне свободный выбор говорить «да» или «нет».

— Отец твоей, — сказал король, — предоставил тебе отвечать по твоему собственному желанию. Кроме того, и я не принял бы иного.

— Тогда, повелитель, — сказала она, — мой ответ «нет».

Услышав это, король резко остановился. Сигрид также остановилась и встала лицом к лицу с ним. Ее лицо покраснело.

— Я должен знать причину, — сказал король.

Она не ответила.

Король сказал:

— Я не стану угрожать тебе, Сигрид. Но раз уж я должен упрашивать тебя, ты также должна отвечать мне и назвать причину. Потому что это сватовство не таково, как прежние, которые ты в своей гордости считала для себя недостойными.

И все же она хранила молчание. Гордым был лик ее, большие карие глаза были глубоки и непостижимы, словно глаза оленя. Затем она опустила взгляд и отвернулась.

— Я вижу, — сказал король, — что-то вдруг пришло тебе на ум.

Сигрид рассмеялась.

— Нет, повелитель, это всего лишь старая сказка, старая песня.

И она стала говорить:

Я знал стишок: Орел на камень сел! Я знал другой: Орел на камень сел! Я третий знал: Орел на камень сел! И первый с остальными схож: Орел на камень сел!

Она посмотрела на него с гневом и насмешкой. Взгляд короля стал тяжелым. Она же уронила руки и:

— Что может сделать девушка, — сказала она, — если мужчины так домогаются ее? Неужели я должна взять в мужья этого никчемного мальчишку

лишь потому, что в его жилах течет королевская кровь? И потому что король сватает меня за него? И, скажу по правде, — сказала она, отворачиваясь, — Стирбьёрн для меня не лучше кошачьего отродья.

Некоторое время король Эрик смотрел на нее, а потом, поняв, куда ветер дует, он разразился хохотом, потянулся к ней и взял за руку.

— Что ж, вышло тут несогласие, — молвил он, — непрямого вопроса с неловким ответом. Я сватаю тебя, Сигрид, не за кого-то другого, а за себя. И вот мое к тебе дело — будь моей женой и королевой в Уппсале.

Рука ее все еще была в руке короля, а тело гордо выпрямилось, словно дикие березы, дети леса и воли. Сигрид стояла недвижно, дыхание ее стало частым. Спустя время король сказал:

— А теперь какой ответ дашь ты мне?

Они остановились у края ледникового озерца, которое уже начало оттаивать. Ветер, дующий с дальнего его края, нес льдины вдоль берега, где стояли они. Сталкивающиеся края льдин похрустывали и стонали мягким высоким стоном, и обломанные кусочки звенели друг о друга, словно маленькие колокольчики. Сигрид ответила очень тихо:

— Тот ответ, что я дала, когда думала, что ты говоришь за Стирбьёрна.

И вдруг, будто очнувшись, она попыталась вырвать свою руку из руки короля, но он ее удержал.

— Прошу, отпусти меня! — крикнула она. — На моей руке будет синяк.

Затем лицо ее покраснело, а взгляд сделался жестким и злым:

— Должна ли я отвечать тебе, как королю, или же как старику, что пришел свататься?

Король, отпустив ее руку, схватил ее в объятия. Она, испугавшись после сказанной колкости о старике, которая могла уязвить его, забыла уже и те большие ожидания, которые жаждала осуществить ее душа. Она покорно замерла, не дыша, в его сильных объятиях, которые доказывали, сколь пустопорожней была ее колкость — пустопорожней и оттого безвредной.

— Я покажу тебе, — горячо прошептал король Эрик в ее ухо и в волосы, — как тебе следует отвечать. Так хочу я, чтоб ты отвечала мне, Сигрид, как отвечала бы воителю, который любит тебя и не отпустит тебя. Не отпустит тебя, Сигрид Гордая.

Но она была такой напряженной и так обреченно корилась его объятиям, не произнося ни слова, что он немного отпустил ее. Она теперь стояла перед королем, держа руки за спиною и вперившись в него своими влажными непостижимыми очами.

— Я хорошо поняла, повелитель, что ты сильнее меня, — молвила она, — однако помни, что для каждого соглашения нужны две стороны.

— Это будет только справедливо и правильно, — ответил король, — Не стану я принуждать тебя, ни словом, ни делом. Однако на этом самом месте должна ты принять решение.

Она хранила молчание.

— Ну, так даю тебе сроку до завтрашнего утра, — молвил он.

Но она все так же молчала. Быть может, странные и пагубные мысли роились в ее голове, под перевитой тяжестью кос, которые отбрасывали в слабом солнечном свете мерцающие отблески красно-золотого огня. Спустя какое-то время она устремила на короля взгляд своих карих очей.