Столичный доктор. Том VII
Шрифт:
ПОСЛ?ДНІЯ ИЗВ?СТІЯ
ПОРТЪ-АРТУРЪ. Корреспондентъ «New-York Herald» сообщаетъ, что 10 тыс. челов?къ работаютъ теперь днемъ и ночью надъ усиленіемъ оборонъ кр?пости Портъ-Артуръ, им?ющей въ настоящее время гарнизонъ въ 30 тыс. челов?къ, изобильно всёмъ снабженный.
ГАЗЕТА РУСЬ
«Японца пробуютъ»
Теперь куда не придешь — везд? только и разговоры, что о войн?. Особое любопытство проявляютъ, конечно, т?, кто состоитъ въ запас?, и въ случа? чего могъ бы двинуться въ д?ло.
Недавно въ одномъ большомъ петербургскомъ чайномъ магазин? разыгралась сл?дующая сцена, закончившаяся едва не составленіемъ протокола.
— Изъ запасныхъ я — можетъ быть, на войну придется идти. А японца никогда въ глаза не видалъ. Вотъ и пришелъ «прим?ряться». Н?тъ, не годится — жидокъ японецъ противъ нашего брата. Мн? одному такихъ штукъ шесть, семь нужно «на л?вую руку».
И, еще разъ в?жливо извинившись «за безпокойство», господа въ русскомъ платье забрали полъ фунта чая и удалились.
Война в Порт-Артур пришла через неделю после возвращения «Варяга». Где-то в пять утра, я проснулся от звука канонады. Как выяснилось, батареи обстреливали японцев, напавших на патрулировавшие на внешнем рейде миноносцы. Стреляли долго — я успел принять доклад от дежурного, умыться, одеться, и даже доехать на место событий. Можно было и позавтракать успеть, потому что морская битва оказалась делом неспешным, а главное малозаметным. В том смысле, что в бухте царила предрассветная темнота. Отдельные сполохи прожекторов не давали полной картины кто в кого стреляет и с каким результатом. В итоге я поехал работать в присутствие и ждать итогов первого боя этой войны. Сразу бросилось в глаза внезапно увеличившееся количество флагов на улицах. В витринах появились портреты царя-батюшки, толпы народу стояли на тротуарах, прислушиваясь к далеким выстрелам…
У нас сегодня совещание по медицине. Наконец-то что-то знакомое. Тут я кому угодно могу фору дать, даже в вопросах организации. Работы Николая Ниловича Бурденко мне в голову вбивали с особым цинизмом, поэтому я не смогу столько выпить, чтобы забыть. И ведь приехали такие зубры, что и подумать страшно: сплошь генерал-майоры — начальник медицинской службы Маньчжурской армии Баронц, главный военно-медицинский инспектор на Дальнем Востоке Ерошевич, прибывший недавно Герарди. Ждали визита и главного хирурга армии Вельяминова, с которым мы были знакомы по Питеру. А ведь это я приложил руку к их генеральским погонам, хоть и косвенно. Кто, будучи товарищем министра здравоохранения, ратовал за офицерские звания для военных медиков? Князь Баталов. Идея эта так понравилась его величеству, что прошла все согласования меньше чем за год. Да, уже без меня выпускники Военно-медицинской академии получили лейтенантские звания, но всё равно.
Это за основным столом генералы. Сбоку ютились рабочие лошадки — полковники с подполковниками. Это им предстоит воплощать начальственные хотелки в жизнь. Эти уже держали наготове блокноты и остро наточенные карандаши,
— Господа офицеры! — я начал совещание с того, что встал и предложил почтить память погибших молчанием.
Коллегам в погонах я сразу вывалил план эшелонированной системы медицинской помощи: медсанбаты у линии фронта, эвакогоспитали в Порт-Артуре, Дальнем, Мукдене, Ляояне и госпитали тыла в Харбине, Владивостоке, возможно, в Чите. Подготовил выкладки по персоналу и оборудованию, сокращению процента невозвратных потерь, не просто лозунги в воздух бросал. Медицинские генералы сидели каменными истуканами. Но наместник говорит, не поспоришь. К тому же всемирно известный врач и организатор здравоохранения. Но в глазах читалось неверие. Старая песня, что у дедов-прадедов такого не было, русский солдат на рану поплюет, подорожник приложит, перекрестится — и снова в бой.
Такого шанса может больше не представиться. Продавлю, не слезу с генералов. Революция в военной медицине почти на сорок лет раньше, которая позволит в разы снизить процент невозвратных потерь — умерших и инвалидов.
Но мне этого было мало.
— Прошу представить конкретные планы по реализации. С подсчётом всех необходимых ресурсов и сил. Срок — неделя.
Требуй невозможного, сделают хоть что-нибудь. С другой стороны, помню чьи-то мемуары о послевоенном восстановлении ДнепроГЭС, что ли. Там из-за технической ошибки в телеграмме указали срок окончания работ не двадцать два дня, а двенадцать. Сделали.
Баронц наконец очнулся.
— Ваше превосходительство… но бюджет…
Я оборвал его ледяным взглядом.
— Ваша задача — произвести расчёты, найти здания, организовать персонал. Где брать средства — моя забота.
Лёд начал трещать. Но ледокол ещё не вошёл в полную силу.
— Каждый госпиталь должен иметь рентгеновский аппарат, стратегический запас перевязочного материала и медикаментов. Эвакуация — только санитарными поездами, чтобы исключить вторичные заражения.
— Но ведь… — начал было Герарди, но наткнулся на мой взгляд.
Я продолжил:
— И ещё. Категорически запретить ушивание ран на догоспитальном этапе.
В помещении повисло напряжение.
— Это почему? — не выдержал кто-то из полковников.
— Потому что газовая гангрена — не миф, а страшная реальность. Анаэробная флора размножается в закрытых ранах, вызывая некроз и смерть. Каждый врач подпишется, что в случае нарушения приказа последуют жёсткие меры.
— Но…
Я хлопнул ладонью по столу.
— Я не повторяю дважды. Завтра до полудня мне на подпись проект приказа.
Взгляды за столом переместились на Вельяминова. Он-то поддержит консерваторов?
Но Николай Александрович лишь прищурился:
— Господа, советую не спорить. Князь знает, о чём говорит.
Посмотрел в лица сидящих напротив. Любви там не было ни капли. Я пришел разрушить их привычный мир.
— Похоже, коллеги, вы меня ненавидите. Теперь подумайте, как к вам должен относиться я?
В наступившей после этого тишине прозвучал только хохоток Вельяминова.
— Лучше делайте, господа, и даже не пытайтесь сопротивляться.