Столп. Артамон Матвеев
Шрифт:
— Руку маленько распорол. Нынче ночью глаз не сомкнул... Нарыв с кулак.
— Подвигай лавку к столу, садись.
— Не смею, святейший!
— Садись. Заголяй руку. Левая, слава Богу.
— Левая.
Багровую красноту венчал пузырь со зловещей зелёной головкой.
— Иван! Поди набери подорожнику! — распорядился Никон. — А ты, Никита, неси двойного вина да найди нож немецкий.
Когда всё было готово, лекарь поднёс мужику ковш, налитый с краями.
— Пей!
Мужик пошевелил бровями, примерился,
— Теперь терпи.
Никон подержал нож в водке, полил водкой на больное место, резанул. Мужик дёрнулся, но не пикнул.
Не гнушался святейший, сам выдавил гной, порез залил опять-таки водкой, помазал святым маслом и, обложив больное место листьями подорожника, завязал белой тряпицей.
— Жив?
— Жив, — откликнулся мужик, отирая рукавом пот со лба.
— Берёзовый сок по утрам пей, — назначил Никон лечение и поднёс ещё ковшик вина.
Вслед за мужиком предстала перед лекарем молодая баба. Сероглазая, губастенькая. Подошла под благословение.
— Что у тебя? — спросил Никон ласково.
— Молоко пропало.
— А младенцу сколько?
— Месяц.
Никон глянул на своих келейников:
— Ступайте вон! — а бабе снова ласково: — Снимай верхнее. Титьки тебе помажу.
Титьки у несчастной матери были налитые, соски розовые.
Помазал, напоил из серебряной ложки святой водой и одарил алтыном.
— Одевайся. Молока побольше пей да Богородице молись. Не я лекарь, Бог.
Расстроила Никона другая баба, с младенцем.
Еле живёхонек мальчонка. Помолился, помазал...
Парню с распухшей щекой дал шалфею — рот полоскать, велел натолочь семени льняного, отварить в молоке, кашицу держать на больном месте, а на ночь ставить на десну пчелиный клей.
Больные иссякли. Никон вымыл руки, позвал дьячка Сеньку, велел записать больных в столбец.
5
Спал в ту ночь святейший по-воробьиному, никак не мог утра дождаться. От нетерпежа, не умывшись, Богу не помолясь, послал, как солнце взошло, в слободу Ивана Кривозуба болящих проведать.
Иван принёс добрые вести: краснота на руке мужика прошла, хилый младенец — жив, у молодой бабы молока прибыло, а у парня щека хоть и лоснится, но опухоль спала.
Возрадовался Никон, перекопал сундук с книгами, нашёл «Травник»: Арсен Грек подарил. Сочинение лекарей Персиды. Книга была на греческом языке, но Арсен сделал переложение на русский.
Сел к свету, открыл на середине. Врач Тибби Юсуфи писал о верховой езде: полезна в умеренном темпе и непродолжительное время, рассасывает излишки в организме. Особенно хороша выздоравливающим: растворяются и выводятся вредные вещества.
В разделе «Сокровищница лекарств» прочитал статью про укроп. «Отвар из листьев, стеблей и семян (свежих или
— Знать бы, что это такое.
Прочитал про шиповник: «Вдыхание запаха цветов укрепляет сердце, мозг и органы чувств, горячит мозг, устраняет холодность нервов (то есть простудные заболевания нервов) и насморк. Лепестки цветов помогают при зубной боли, воспалении дёсен, миндалин и горла, при сердцебиении, врачуют желудок и печень, хорошо действуют при отрыжке, рвоте, при желтухе, при кулиндже. Доза приёма до одного укийи».
— Что такое кулиндж, сколько это — укийя?
Никон сердито полистал книгу и нашёл. В конце прилагается словарь. Кулиндж — оказался запором. Дирхем [26] был равен двум третям золотника, укийя, иначе унция — шесть золотников.
26
Дирхем — 3,12 г; укийя — 25,5 г.
Прочитал статью о репе — улучшает зрение, смягчает грудь и кишечник, устраняет кашель. Попался на глаза ревень — хорошо при похмелье, очищает кровь, лечит геморрой, корь, понос, желтуху, лихорадку, но может причинить кулиндж.
Никон взвесил книгу на руке и отложил: всего не упомнишь сразу. Открыл окно, а на лужайке — бакланы.
— Ах, мерзавцы! Нажрались моей рыбы и блаженствуют! — кинулся в чулан, где стояло ружьё, всегда заряженное — мало ли? — Положил на подоконник, прицелился, бахнул. Бакланы с визгами кинулись прочь, но один остался.
Звенело в ушах, пахло порохом, отшибло плечо здоровой руки.
В келию вбежали келейники, стрельцы.
— Бакланы! — показал Никон в окошко.
Побежали на луг, разглядывали, как невидаль, убитую птицу. Заявился сотник Андрей Есипов.
— Святейший! Мы сами бакланов постреляем. Ты уж не изволь тревожиться.
Сотник за дверь, в дверь архимандрит Афанасий. Напуганный, глазки моргают. К руке подошёл, поцеловал.
— И тебе баклан нужен? — усмехнулся святейший.
— Избави Бог! Нынче, сам знаешь, день равноапостольных Мефодия и Кирилла. Да ещё память митрополита Астраханского Иосифа, замученного разбойником Усом.
— Знаю, — сказал Никон.
— Молебен отслужил бы.
— По Иосифу? Он с меня на Соборе панагию прямо-таки содрал. И крест святительский, и клобук... — поднял глаза к потолку. — Получил своё от Бога. Меня уничтожил по-разбойничьи и пострадал от разбойников. Нет, не могу служить.
Глазки у Афанасия совсем овечками стали.