Стоянка поезда – двадцать минут
Шрифт:
— Что делать? Что делать? — повторяла Юлька, понимая, что они со Славиком не в состоянии помочь.
«Не задался бизнес, чёрт бы его побрал, — с отчаянием размышляла по ночам, потеряв сон, Юлька. — И чего мы не так делали?»
Кажется, Славик не хуже остальных партнёров во всех отношениях, однако, не всем везёт в предпринимательстве. Иные просто и легко становятся на ноги. Со стороны кажется, без особой натуги, другие напрочь вылетают из обоймы, растеряв последние деньжата, которые будто ушли в песок. Они же со Славиком ещё и умудрились
«Может быть, не стоило увольняться из армии? Ведь другие-то служат? Не вся армия ушла в запас. Хотя, кто его знает, как было лучше поступить? Задним числом хорошо рассуждать. Знал бы, где упадёшь, соломки бы постелил, — рассуждал Вячеслав Шмель, вспоминая слова жены о том же. Бессонной ночью лежал он спиной к Юльке. — Если бы врачи дали точную гарантию, то можно было бы продать остатки бизнеса».
Он признался в этом как-то в минуты её отчаяния. Хотя он не был чётко уверен, от чего у неё больше отчаянья: оттого, что отцу срочно требуется очень дорогая операция или оттого, что бизнес зашёл в тупик? Зная взрывной и вздорный характер своей половинки, Вячеслав помалкивал, опасаясь высказать свои сокровенные мысли по поводу сложившейся ситуации. Сейчас для «полного счастья» не хватало ещё потерять душевное семейное равновесие. Раскачав семейную лодку, можно запросто улететь за борт, рискуя захлебнуться в водовороте жизненных проблем.
Лида переживала по поводу болезни отца не меньше.
— Если что, мать заберём к себе, — сказал как-то Гоша, не зная, как успокоить супругу, но тут же осёкся под ее укоряющим взглядом.
— Что, если что? — после некоторой паузы спросила Лида, глядя в глаза мужу. — Что ты такое говоришь при живом человеке?!
— Да я просто.
— Ничего себе просто!
— Я от всей души.
— Ничего себе от души! Ладно. Проехали. И куда заберём? В однокомнатную квартиру?
— Ну, чего ты? Не сердись. Я, правда, от всего сердца, — он обнял её за плечи. — Не сердись. Тебе не идёт.
— Да я понимаю, — миролюбиво ответила Лида. — Не поедет мама никуда из деревни. Даже, если бы у нас несколько комнат было. Да и что мы об этом говорим? О папке надо думать, пока не поздно…
— Может, его в какой военный госпиталь показать? Туда, где ветераны лечатся? — с надеждой в голосе предложил Гоша.
— Показывали уже. Что толку?
— Почему?
— Сказали, что такие операции делают только в Москве. При условии, если врачебный консилиум даст добро.
— И чем это не вариант? Вскладчину со Шмелями наскребли бы денег на дорогу. Ты говорила, что там бесплатно делают?
— Да, говорила. Бесплатно, но там громадная очередь… А у Шмелей самих проблемы. Юлька прямо не признаётся, но видно ведь, что что-то пошло не так.
— А ведь, вроде, неплохо шли дела? Бутики не пустовали?
— В том-то и дело, что «вроде». Сунулись в финансовую пирамиду, пустили денежки на ветер. А теперь, я слышала, выстраивается новая схема для поиска
— Как это?
— Да, я сама толком не знаю. Если коротко, то это будет выглядеть, примерно, так. Ты вступаешь в эту компанию. Берёшь товар за свои деньги и распространяешь его, но при этом ты должен найти трёх партнёров. Каждый из них ещё по три, то есть ищет ещё трёх дураков. И так выстраивается некая структура. Растёт одновременно объём вкладываемых в товар денег и объём распространяемого растущей сетью самих товаров…
— Понятно?
— Не совсем, но суть, кажется, ясна. Ладно, вернёмся, Лида к нашим проблемам. На билеты до Москвы-то не собрать, что ли?
— Не в этом дело.
— А в чём?
— Не поедет папка.
— Вот те раз. Опять двадцать пять!
— Не двадцать пять и не опять!
— Тогда что?
— Я уже разговаривала с ним на эту тему.
— И что? Как он сам-то на это смотрит?
— Никак не смотрит. Говорит, что, ну да, потом меня, мертвяка, из Москвы до Забайкалья обратно потащите.
— Ёлки-палки! Так и сказал?
— Прямым текстом. Ты ещё плохо знаешь папкин характер. Два раза он не повторяет…
— Как же быть? Ведь не простим потом себе.
— Ты опять за своё?
— Понимай мои слова, как знаешь, но вот просто сидеть и разводить руками не по-человечески.
— Как заговорил?
— Я, конечно, институтов не кончал. Говорю, как умею.
— Преступно стране своих защитников на произвол судьбы бросать… Я тоже институтов не кончала… А ты у меня самый-самый хороший, — Лида прижалась к плечу мужа.
— Я тебя люблю, Лида.
— Я знаю. Я тоже.
— Я тоже знаю…
— Значит, мы должны справиться?
— Конечно, справимся. По крайней мере, надо верить в лучшее.
— Но, Гоша, чудес на свете не бывает.
— Ты считаешь, что деду может помочь только чудо?
— Не знаю, но тот факт, что мы не в силах контролировать ситуацию, становится очевидным. И тешить себя пустыми надеждами бессмысленно.
— Нет, Лида, я не согласен. Ты совсем опускаешь руки.
— Опускай, подымай — что изменится-то? Что толку было, когда закрывали комбинат? Подымали руки, голосуя на собраниях, а толку? А вспомни-ка митинг!
— Это совсем другое. Сравнила тоже.
— А в чём, собственно, разница?! Что там от нас ничего не зависело, что теперь…
— Ну, ты скажешь — теперь. Теперь-то только от нас и зависит.
— Хорошо. Допустим, правда, всего лишь теоретически. Давай помечтаем.
— Давай, — согласился, облегчённо вздохнув, Гоша.
— Представим, что мы продали свою однушку, так?
— Так.
— Продали квартиру и Юлька со Славиком. Так?
— Так.
— Машину, как ты знаешь, они уже заложили.
— Знаю.
— Но допустим, что она у них ещё имеется, и её они тоже продали.