"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
И Волчок бился изо всех сил – сначала с другими кулачниками, а потом и с чешуйчатыми тварями. Только голова с каждым боем туманилась все сильней – шутка ли, выпить кружку хлебного вина разом! Праздничный вечер он помнил смутно – фейерверки помнил, потому что никогда раньше не видел, как небо расцветает сотнями шипучих, брызжущих искрами огней.
27–28 февраля 422 года от н.э.с. Исподний мир
Кони несли кибитку по Хстовскому тракту резвым галопом; и встречные, и попутные телеги едва успевали съехать
– Разойдись! Дорогу! Дорогу!
И при этом совсем не походил на учителя, каким обычно являлся в комнату Спаски.
Кибитку так трясло, что на ухабах Спаска едва не ударялась головой о слегу, державшую навес. Милуш хмурился, а отец хохотал и придерживал Спаску за плечи. Она же слишком хорошо помнила, чем иногда заканчиваются путешествия отца на лошадях, и не понимала его веселья.
Но вскоре кони перешли на рысь, а потом потащились шагом – как привыкли. Однако во время остановок от отца все равно шарахались в испуге и взять себя под уздцы не позволяли.
Спаска долго привыкала к одежде мальчика: все ей казалось неудобным, особенно штаны. Да и берет с пером, под которым спрятали косу, мешал и был тяжелым. Милуш хотел прибыть в Хстов инкогнито, а не в карете с гербом, и отцу посоветовал не показываться со Спаской на людях: мужчина с маленькой девочкой бросается прохожим в глаза, запоминается. До этого отец не брал ее с собой в Хстов, она жила в замке под присмотром бабы Павы.
И все в хстовских землях казалось Спаске чужим: и люди, и дома, и еда, и унылые картины вдоль тракта. В трактирах напротив входа на полках стояли лики чудотворов, а входящие кланялись им с искренним почтением. Отец велел Спаске и Славушу кланяться тоже, сам же ни разу даже не кивнул головой в сторону ликов.
– А почему тебе можно на них наплевать, а нам нельзя? – спросил возмущенный Славуш.
– Потому что меня здесь и так все знают. Я часто езжу в Хстов, все привыкли.
Милуш, желая сохранить инкогнито, кланялся ликам тоже, но с таким лицом, что лучше бы он этого не делал.
Хорошая еда в трактирах стоила очень дорого, да и не везде можно было заказать баранины или козлятины, на обед довольствовались одним утенком на четверых. Каши и хлеб, как и везде, считались роскошью – подавали в основном овощи, и хорошо если сладкую репу, чаще – безвкусную плохо почищенную брюкву, иногда с гнильцой. Похлебки варили из соленого щавеля пополам с крапивой, для сытности добавляя яйцо – только тем, кто мог за яйцо заплатить. Рыбы не было вообще, но кое-где продавали раков.
– Перевелась рыба. Реки здесь гниют, рыба дохнет. Если что-то и ловят, то отправляют в Хстов, – объяснял отец Спаске и Славушу, который тоже ехал в Хстов в первый раз. – И здесь еще не так плохо, Выморочные земли близко, Лодна. Дальше к югу хуже: и крыс едят, и лягушек, вместо брюквы – сурепка, вместо щавеля – мокрица. Хлеб пекут пополам со мхом, но и это к праздникам.
После таких рассказов Спаска ожидала увидеть нищий Хстов: покосившиеся стены, торфяные хижины на сваях, как в деревнях, и гати вместо каменных мостовых…
Город
– Вот он, город Храма… – Отец сказал это тихо и указал вперед, а глаза его сделались вдруг печальными. И Спаска кожей ощутила его любовь к этому городу, его тоску и боль. И сила, стоявшая за его спиной, всколыхнулась, напряглась, надавила на плечи…
Милуш же взглянул на приближавшийся город с ненавистью, даже скрипнул зубами.
Да, Волгород рядом с Хстовом был мелкой крепостицей, каких на подходе к городу Спаска увидела пять или шесть: город был окружен тремя кольцами крепостей.
– Это лавры, – пояснил отец. – Там живут мнихи, которые ничего не делают, только любят чудотворов.
– А что же они едят, если ничего не делают? – спросила Спаска.
– На них работает довольно трудников, чтобы они ни в чем не нуждались. Дело-то серьезное – это тебе не землю плугом ковырять…
Отец шутил, даже улыбался, а сила за его спиной не унималась, подрагивала от напряжения. Ненависть – оборотная сторона любви, – вот как называлась эта сила. Только Милуш обращал ее на Хстов, а отец – гораздо дальше, за границу миров.
На въезде в город тракт был забит телегами, кибитками, каретами, пешими людьми; стража на воротах принимала плату за въезд и за вход, отчего на мосту создавалась толчея. Возницы карет сердито кричали на хозяев телег и повозок, разгоняя их в стороны, но пробиться к воротам с моста все равно быстро не могли.
Отец сказал Славушу, что торопиться некуда, а тот был не прочь покричать и потолкаться с другими возчиками. Ему нравилось быть возницей, он как будто пробовал себя в новой, совсем несвойственной ему роли: любимый ученик Милуша, Славуш слыл книгочеем и крючкотвором, говорил, писал и читал на четырех языках, делал успехи в естествознании. Но, видно, мальчишеская его натура хотела большего, чем протирать штаны и налокотники в книгохранилище замка и обучать чистописанию маленьких девочек.
В дороге отец иногда сажал Спаску поближе к Славушу и заставлял его говорить с ней на разных языках. Спаске это нравилось, а Славушу быстро надоедало.
– У него особые способности к языкам, он говорит на каждом, как на родном, – пояснял отец. – Я еще ни разу не видел, чтобы здесь кто-то мог так чисто говорить на языке чудотворов.
– Змай, я не знаю, как говорят сами чудотворы, я слышал этот язык только от тебя. Мог бы и сам поучить Спаску языкам, а я бы лошадьми правил… – солидным баском ворчал Славуш.
– Мне есть чему ее поучить и кроме языков… – отвечал отец, но ничему учить Спаску не спешил.
Пробившись через ворота, они проехали через весь город. Отец показывал Спаске и Славушу улицы и площади, царский дворец и, конечно, главный храм Млчаны: храм Чудотвора-Спасителя.