Страна, которой нет
Шрифт:
"Не смотрите туда" - говорят ей, Ширин читает, но ей кажется, что она слышит речь.
– "Он здесь всего три месяца и еще нервничает"
Этому усатому... хм, явный пуштун, почти соотечественник, лет тридцать пять, поздно начал, наверное. Лучшие годы упущены. Всего три месяца, дал бы ей кто эти три месяца, она бы сделала вчетверо меньше ошибок. Знание рутины, опыт, въевшийся в пальцы, в виски, в маленькую мозоль у крыла носа - это не то, что жалкое знание о рутине, полученное извне. Это возможность лепить – не ворону, себя.
"Этого вы еще наглотаетесь."
"Где?"
"Дома."
Маленькое
– Сколько вам лет? – параллельно спрашивает один из несостоявшихся коллег.
Эмоции у них, между прочим, через край, и выражаются во всем, от мимики до плотности и ритмики потока данных. «Системщик – человек без кожи»... надо же, как оно выглядит со стороны. Странно, чем-то знакомо и не очень приятно.
Хорошая все-таки была идея с никабом в школе... наденешь визор и сиди себе – вечно сонная, скучная, медленная Ширин Усмани, зато Хафиза аль-Коран, гордость класса, школы и штата.
– Сколько времени у вас ушло?
О методах, о деталях они спрашивают не вслух – слишком долго, нудно, многословно… невыносимо для системщика, – а через импровизированную конференцию. Пара новеньких перчаток с эмблемой Народной Армии приятно поскрипывает при движениях: высокий тургор ткани, модель для тех, кто в сеть не развлекаться ходит… Запросы, схемы, модели. «Так? – Нет. – А как? – Неужели не догадались? – Нет, но нашли, как обойти. – Как? – Э, баш на баш! – Идет, показываю…» - вот это настоящий виртуальный флирт, и совершенно неважно, кто это из сидящих вокруг, напротив, слева или позади… а справа, присел на край стола, благосклонный охотник, вежливый экскурсовод. Смотрит в проекции, смутно улыбается.
И вот это важно, потому что все жужжание вокруг - наполовину жест вежливости. Ширин объясняет, гордится, строит электронные глазки и знает, не завтра, но через неделю ее забудут. Экзотика, удивительный экспонат частной коллекции Валентина Штааля.
Детки в сетке, детки в клетке, плоды какого ни есть просвещения, какой ни есть относительной сытости. "Афганский вирус" - уже не шутка, ни в переносном смысле, ни в прямом. Малолетние безбашенные и бессмысленные игроки в кибернетику и бактериологию. Ради шутки, ради интереса или по приказу взрослых. Часто эти взрослые ненамного старше. Чем отличается от них Ширин - большей просвещенностью, большей сытостью. Шире круг обзора, лучше образование, жирней заказчики. Но это все. Туран дает своим больше, и серый европеец намекает, что часть этого большего можно получить сразу, пока не ушли за горизонт молодость, жажда, скорость.
Сейчас – час ее триумфа. Грозный и почти необоримый киберсектор легендарной Народной Армии Турана слушает мастер-класс шестнадцатилетней Ширин Усмани. «Как я взломала президентский отель: трансмедийные мемуары». Час торжества... а торжества и нет, и есть только пыльная усталость, пустота в груди. Хорошо, что можно разговаривать,
«Что со мной будет?»
«Аудиенция у Вождя. Неофициальная. Официально вы с братом свидетели подготовки. Лично для Вождя – дети организатора убийства, заложники. Лично вы – будущая Сабиха Гёкчен[1] и Айсун Качар[2] от сетей и систем. Он будет восхищен… и не слишком разгневан на вашего отца. Скорее, не разгневан вовсе»
«Что вы за это хотите?»
«Вы не дослушали.»
«Слушаю и повинуюсь.»
«Ваш брат пойдет в Университет Народной Армии. Вы сможете выйти из-под юрисдикции отца наиболее выгодным для всех образом.»
«Что вы за это хотите?»
«Подробные показания и все материалы, касающиеся вашего атлантического друга по переписке. Того, что страдает раздвоением личности.»
«Где я прокололась?»
«Нигде. Спасибо, что подтвердили мои расчеты.»
«Таким вещам меня тоже научат "дома"?»
«Таким - в первую очередь. Вас возмутительно воспитывали, ваш будущий свекор этого так не оставит.»
Я сама виновата, думает Ширин, показывая, как встраивала свою усиленную прослушку в гостиничную, но, кажется, это еще и отец. Он-то понимал, где я беспомощна, но хотел сохранить меня для себя и для Сонера потом. Лет через пять я могла бы уже и не рискнуть выйти в открытое море, где я ничего не понимаю. Осталась бы в раковине.
Нет, стирает она с мысленной доски, это не анализ, это страх и обида. На самом деле может быть что угодно, от убеждения, что мне так удобно, до желания контролировать или неспособности представить, что я могу чего-то в такой степени не уметь. Ширин не делает – значит, не хочет. А скорее всего, я для него вещь в себе, явление, чьи свойства не обсуждаются, просто существуют. Даны.
Плохая была идея с никабом в школе, с вечным «мне надо скорее домой» и игрой в благонравную скучную зануду, с набором сетевых масок на все случаи жизни. Надо было тренироваться на сверстниках.
«Кого вы прочите мне в мужья?»
«Наследника Рафика аль-Сольха. Он вам не слишком противен? Это единственное возможное препятствие.»
«И на том спасибо.»
Штааль, конечно, прав. Во всех прочих политических и экономических отношениях этот брак был бы безупречен и предельно выгоден обеим сторонам. Еще три месяца назад клан Усмани стоял на ступеньку-другую ниже, а теперь это союз, возвышающий обе стороны. Все-таки Ширин была права в отношении Тахира…
Тут, между прочим, тебя спрашивают не о политике и экономике, а об отношении к жениху.
«А что думает он сам?»
«Он в восторге.» - Смешная рожица с вытаращенными глазами.
«Как?»
«Он был в восторге с момента встречи в магазине. Не разочаровывайтесь, он не столько смотрел на вас, сколько слушал.»
Надо будет прикинуть, какие выводы может сделать человек, вроде младшего аль-Сольха из нескольких слов о "медведице". Он тоже контрразведчик...
«И я думаю, - добавил собеседник, - что вы очень подойдете друг другу. Но гораздо больше вам подойдет свекор»