Странное наследство
Шрифт:
– Что-то ты, Уолкотт, слишком заботишься о мальчишке? О красавчике Оливере! Он тебе нравится, да?
– Поостерегись распускать свой грубый язык, патрон Берни Дуглас. Твои подлые предположения позорны. Малыш не виноват в том, что в твоей жизни не все сложилось так, как хотелось бы тебе. Будь помягче с людьми, и они ответят тебе любовью и признательностью.
– О, какие мы нежные и ранимые… Ты же индеец, Рони! Охотник! Не знаешь разве, что жизнь сурова и требовательна?
– Пытаешься оправдать собственную ожесточенность жизненной необходимостью?
–
– Оливия выходит из-под каменного карниза.
– Отстаньте от меня… и не ссорьтесь.
– Ты, верно, решил сегодня утопиться от сострадания к несчастным лошадкам, Оливер?
– насмешливо вопит Берни Дуглас, однако в голосе его слышится неподдельное облегчение.
– Уходи, Берни Дуглас, и не попадайся мне на глаза. Хотя бы сегодня. Прошу тебя!
– Я не оставлю тебя с ним наедине!
Берни делает короткий шажок навстречу. Оливия переставляет ногу назад. Теперь ступня правой ноги висит над обрывом, опираясь лишь на пальцы. Маленький камешек отрывается от края обрыва и долго летит вниз, постукивая по выступам.
– Хорошо, хорошо!
– Берни пятится, вновь уступая ей.
– Я уже ушел.
Молодой человек уходит по тропинке в сторону ранчо.
– Когда-нибудь я его убью!
– Оливия обнимает Рони, кладет голову на плечо.
– Им ведь больно, когда приколачивают подковы?
– Им больно, когда их клеймят! Но когда приколачивают подковы, то не больно. Их просто пугает запах горелого рога и раскаленного железа, - охотник говорит уверенным, успокаивающим тоном.
– Откуда ты это знаешь, Рони?
– Тебе бывает больно, когда ты остригаешь себе ногти?
– индеец берет в руку ее ладошки.
– Или когда укорачиваешь волосы? Ну, вот!
– двоюродный брат вытирает шершавой ладонью слезы со щек Оливии.
– Правда?!
– на душе мгновенно становится спокойнее.
– Ты не врешь, Рони?
– Правда, моя сестренка Пума. А теперь пойдем, иначе твой опекун невесть чего себе навообразит.
Возле дома их встречает чета Мартинов. Миссис Лиззи держит в руках стопку чистого белья. Сочувственно смотрит, как Олив переступает негнущимися натруженными ногами.
– Хорошенько помассируй икры, - советует она, когда Олив скрывается в душе.
– Жесткой мочалкой натри хорошенько, не то ночью сведет судорогой.
– Странный этот парень!
– из раскрытого кухонного окна выглядывает Мэган.
– Такой стеснительный, словно католический монашек.
– Не трогай малыша, Мэган. Не по тебе юное деревце, - сердито замечает Лиззи.
– Осталось там что-нибудь в кастрюле для Оливера? Приготовь тарелку! И налей молока в большую кружку.
– Вы полюбили Оливера, точно сына, миссис Мартин.
– Мэган немного обижается, понимая, что ее пожилая женщина так полюбить не сможет.
– А ведь этот малый - циник и будущий развратник. Все красавчики становятся такими.
Оливия приходит из душа чистенькая, пахнущая лавандовым мылом. Щеки ярко розовые, нежные губы улыбаются.
–
– Мясное, Оливер. Ты же знаешь, что Рони Уолкотт ночью охотился и застрелил козу.
Но она даже не слышит того, что говорит старушка Лизи и почти засыпает с ложкой у рта. Потом, вздохнув, выскребает остатки рагу и отодвигает тарелку в сторону.
– Как вкусно! Мэган, пожалуйста, вымой мою тарелку. Я - спать… - пошатываясь и широко зевая, Олив направляется в свою комнату. Там плюхается на кровать, так и не успев раздеться.
Берни Дуглас считал, что все складывается в этом сезоне более удачно, чем в прошлые годы. Нынешние партнеры - Эндрю Гилмер и Пабло Гомес - уже отогнали в Райфл большой табун и положили в банк несколько сотен долларов. Берни Дуглас очень надеялся, что и дальнейшие поездки сложатся так же удачно.
За несколько дней они собрали около полусотни отбившихся от косяков лошадей. В основном это были взрослые кобылы с жеребятами и молодые жеребчики-двухлетки, пробующие свою силу.
Отношения в компании устоялись. Мэган помогала миссис Мартин на кухне. Старушка Лиззи своим спокойствием и милой философской сосредоточенностью примиряла разгоравшиеся страсти и утешала обиженных. Мистер Мартин, конечно, уставал, все-таки сказывался его возраст. Но этот человек был еще силен и крепок, и мог дать фору более молодым мустангерам.
Мэган перебралась жить в летний дом. Девица оправдывала свой поступок тем, что в большом доме топят печь, и от этого в комнатах даже днем жарко, а ночью и вовсе нечем дышать, что, впрочем, совершенно не соответствовало истинному положению. Вслед за проституткой туда же отправились Эндрю и Пабло. Несмотря на тяжелую работу этим двум силачам по-прежнему требовалась интимная партнерша. И Мэган охотно исполняла эту роль. Так они мирно и сосуществовали втроем.
Что касается Олив, то Берни, казалось, был даже удовлетворен ее достижениями. Он умиротворенно поглядывал в ее сторону, сидя утром и вечером во главе стола и отдавая распоряжения.
В первое же утро, когда они выехали на поиски косяков одичавших коней, чтобы собирать их в новые загоны, Берни Дуглас обратил внимание, что Олив забрасывает за плечо легкий охотничий карабин. Молодой человек насмешливо поднял брови:
– Оливер, ты умеешь обращаться с подобной штуковиной? Невозможно и предположить!
– он издевательски расхохотался.
– Вероятно, ты даже знаешь, куда вкладывают патрон?
– Ты снова насмехаешься, мистер Опекун?
Олив быстро стянула ремень с плеча, передернула затвор и выстрелила. Тонкая веточка с недозрелой шишкой, срезанная с сосны точным выстрелом, упала под ноги Презенту. Конь испуганно отпрянул в сторону и отчаянно заржал. Берни чуть не вывалился из седла, но удержался и сердито взглянул на меткого стрелка.