Странное наследство
Шрифт:
– Олив, дай лепешечку, я так проголодалась!
– Мэган капризно сложила губы бантиком и протянула руку с грязными ногтями к тарелке.
– Сходи хотя бы ополосни руки, Мэган. На тебя страшно смотреть!
– вновь завелась Оливия от ее пошлого кокетства.
– Такое ощущение, что ты только что выпросталась из-под мужчины.
– Олив, веди себя прилично, дитя!
– воскликнула миссис Мартин.
– Неужели тебя таким словам научила твоя почтенная бабушка?!
– Нет!
– Оливия даже наслаждалась этой бессмысленной и грубой перепалкой.
– Всяким подобным выражениям меня научил дорогой
Она понимала, что рискует - Берни, вероятно, никогда не простит сегодняшнего высказывания. Но и терпеть, как он помыкает ею, больше не было сил.
– Ты мне совершенно не интересен, сопляк! Толку от тебя!
– Мэган презрительно фыркнула, сняла туфли и, поджимая пальцы, отправилась к фургону, не желая ни с кем разговаривать.
Берни Дуглас зашагал к поилкам, не ответив ничего. Он даже не обернулся.
Миссис Мартин осторожно заметила:
– Тебе не идет подобная грубость, дорогая Оливия! Не привыкай браниться, ты - будущая женщина. Твоя сила в любви и нежности.
– И в сострадании!
– горько продолжила Оливия.
– Понимаете, милая миссис Лиззи, он все время успокаивается, когда добивается от меня грубости и цинизма!
– От досады и неловкости перед миссис Лиззи она была готова заплакать.
– Ну-ну, только не лить слезы, Оливия! По-моему, все готово. Иди, милая, я полью тебе из кувшина. И успокойся… Никлас! Созывай народ.
Когда рагу и оладьи были съедены, посуда вымыта и сложена на повозки, а лошади отдохнули, верховые, как и утром, возглавили колонну. Теперь впереди катился фургон Мэган, затем мистера и миссис Мартин, а замыкающим был фургон Оливии.
Снова путешественники неторопливо ехали по плоской равнине. Скоро солнце упало за зубчатые скалы, закрывающие горизонт, и с востока быстро наползала лиловая темнота. На фургонах зажгли опознавательные фонари. Желтоватые огоньки покачивались и слегка подмигивали, когда колеса повозок подпрыгивали на неровностях дороги. Сильнее запахло полынью.
Оливии снова вспоминалась бабушка. Сиротливая могила на окраинном кладбище Райфла. Плоский камень, с выбитой надписью. Стройная молоденькая туя в изголовье, такая же одинокая и беззащитная, как сейчас Оливия.
Лошади внезапно пошли резвее. Вначале Оливия не поняла отчего - то ли почувствовали близость жилья и отдыха, то ли потому, что услышали далекий, но отчетливый и встревоженный вой койотов. От неожиданности сердце у нее забилось в предчувствии чего-то страшного… Да, конечно, теперь она отчетливо услышала топот погони! Похоже, какие-то всадники нагоняли небольшой караван мустангеров. Оседланные кони точно сошли с ума и летели по воздуху, почти не касаясь копытами дороги!
В ушах у Олив шум погони слился в какой-то душераздирающий гул. Топот конских копыт, грохот колес, неистовые крики догоняющих и спасающихся от погони… А впрочем, она не понимала - почему и от кого она должна убегать, и кто ее преследует?! Эта внезапная мысль словно оглушила девушку, лишила инстинкта самосохранения. Она резко выпрямилась, встала во весь рост, почти упираясь
Натяжение вожжей немного ослабло, Блэк сбавил скорость. Куда-то исчезли преследующие фургоны всадники. Давно погасли фонари… А, может, всадников вовсе и не было? Или они просто привиделись Оливии? Она стала успокаивать себя и Блэка.
– Стой, Блэк! Стой!
– насколько возможно мягче воззвала она к мерину, легонько потягивая поводья.
– Стой! Отдохнем немного. Кажется, мы свернули куда-то в сторону!
Оливия выскочила на дорогу. Тишина и мягкая, теплая темнота окутали ее. Все глуше становились гиканье верховых и рокот колес. Страх и тревога улетучились. Странно, почему Смоки-Хилл оказался не впереди, как положено, а слева?!
– Придется нам развернуться, Блэк…
Внезапно перед конем вырос силуэт. Оливия вскрикнула, даже не успев хорошенько испугаться:
– Кто вы? Что вам от меня надо?!
– Тише, Олив! Тише, девочка моя!
– мужчина приблизился и улыбнулся, сверкнув из-под шляпы глазами.
– Привет, Оливия!
– он широко распахнул руки, словно призывая ее в свои объятия.
– Почему козявочка не приветствует своего любимого папочку?!
– Папа!
– она задохнулась, не имея сил говорить. В душе смешались чувства, владевшие ею в течение последних двух недель. Безнадежная горечь потери самого близкого и родного человека, заброшенность и одиночество, тоска по родному дому, который она вынуждена была покинуть, обида на грубияна-опекуна.
– Почему ты не приехал на похороны бабушки? Мне так тяжело!
– Я думал, что ты всегда рада повидаться со мной… - отец растерялся. Он подошел вплотную к Олив и, приподняв голову, заглянул ей в лицо.
Она разглядела посеребренные сединой виски и бакенбарды, которые он отрастил. Аккуратно подстриженная борода с проседью удивительно шла ему.
– Ты поменял внешность?!
– с горечью в голосе почти простонала она.
– Значит, опять что-то натворил и скрываешься?
– Я нынче немного приболел, крольчонок!
– Фрэнк Смитт пытался отшутиться.
– А с полицией у меня проблем больше нет и не будет, Олив! Даю тебе слово. Я чист перед законом, точно младенец. Клянусь!
– К чему же тогда такая таинственность? Неужели ты не понимаешь, что я столько лет боюсь: жду, когда придет известие о твоем аресте или трагической гибели. Я хочу жить рядом с тобой! Я столько лет не могу открыто назвать тебя отцом!
– Олив говорила тихо, но страстно и тоскливо.
– Подожди совсем немного, дитя мое. Я уже почти выстроил ранчо. В Вернале ко мне относятся с большим уважением!
– Мы, правда, скоро будем жить вместе, папа?!
– Оливия верила и не верила.
– Мне так хочется однажды на все наплевать и надеть женское платье…
Олив подняла заплаканное лицо. Счастливая мечтательная улыбка осветила его. Глаза сияли, словно два влажных аквамарина. Фрэнк вынул из кармана большой носовой платок, осторожно промокнул щеки дочери.
– Погоди-ка!
– он мягко отстранил ее, отошел на обочину.
Оливия только сейчас рассмотрела, что там его ожидал привязанный к дорожному указателю жеребец. Фрэнк снял со спины животного переметные сумки, вернулся к Оливии.
– Я купил тут кое-что тебе в подарок на день рождения!