Страсти по Фоме. Книга 2
Шрифт:
— А Илюхин, это? — неуверенно проговорил он и сам же себя перебил. — Да нет, не может быть!
— Как не может? — радостно захохотал Ефим. — Еще как может! И догадка твоя совершенно верна, отдаю должное твоей сообразительности. Ты же все прекрасно понимаешь, только прикидываешься! Правильно, это мэтр Иелохим, или как ты скабрезно оговорился: Неуловихуй! И ведь как верно, не уследишь: то пьян, то избит!.. Восхищен!.. Показать?
Нет, только не это!
— А впрочем, — добавил Ефим, видя его нерешительность, — ты все
Всю ночь Фома не спал, еще и потому, что кто-то из сумасшедших кричал до рассвета: вода! вода! много воды! кругом вода! — стараясь убедить, сдуру, не только персонал, но и соседей по палате, что сумасшедший и что диагноз не случаен. А сосед по койке яростно мастурбировал, словно испытывал летательный аппарат на хуевой тяге, разочаровавшись в аэродинамической. Но главное, что не давало спать — мысль о собственном сумасшествии. «Неужели? — падал он всю ночь в отчаянную пропасть. — Неужели это так? Но почему я тогда спрашиваю себя об этом?.. Я ведь не должен тогда спрашивать!»
На следующий день поражение и позор Фомы продолжались.
— Ну хорошо, а Сати? — не сдавался он, в последнем отчаянии. — Кальвин, Моноро, Джофраил?.. Гея, наконец?
Мэю он целомудренно не упомянул, не желая пачкать это имя здесь, даже если она фантом.
— А ты уже познакомился с Илюхиным? — улыбнулся Ефим.
Фома опустил голову. Мерзкий старикашка уже с утра бессонной ночи достал всех картонными кругами, которые постоянно прятал, потом забывал и требовал новые.
— Мало тебе! — укоризненно покачал головой Ефим. — Растравить себя хочешь? Стоит ли?
Фома упрямо мотнул головой.
— Ну, сам понимаешь, — сказал Ефим, — многие твои коллеги уже выздоровели, слава Богу! Разве теперь всех соберешь?.. Сатин, например, давно выписан. Хотя я уверен, что именно он все дело замутил, алкоголик!.. Все эти его кастанеды, гурджиевы, блаватские, фэнтези чумовые… вы словно рехнулись тут!.. Ну, а многих твоих персонажей я до сих пор не расшифровал. Моноро, Джофраил — поди разбери, что у тебя там в голове творится и где ты их, действительно, видел? И видел ли? Ты и соврешь, не дорого возьмешь, а?.. Художник, демиург!
Ефим остановился у шкафа, погладил бюст бородатого мужчины из черного дерева.
— А женщин здесь, кстати, нет! — вспомнил он, так как Фома продолжал молча переваривать информацию. — Кроме персонала, конечно. — Это у тебя общая идея, планетарная. Веру ты, кстати, принимал за Гею. Похожи, не правда?
Фома был вынужден признать, что сходство есть.
— С женщинами у тебя вообще какой-то бзик, всё замешано на них! — продолжал Ефим. — Идея, так сказать, фикс. Какие-нибудь проблемы? — вдруг поинтересовался он, пронзительно сверкнув глазами.
— Да-а, с Фрейдом ты явно на дружеской ноге… — Он постучал ногтем по бюсту главного
Он поставил Фрейда на место, провел пальцем по поверхности шкафа, проверяя чистоту и удовлетворяясь ею.
— Да ты не переживай! — продолжал он уже совершенно по-свойски. — Зато писателем стал! Может, даже и читать будут, сумасшедших-то знаешь сколько!
Сумасшедших было действительно много, полная палата и Фома быком смотрел на всякого, приближающегося к его кровати, готовый к полному контакту — кумите толковища. Впрочем, зря, на него в этот раз не особенно обращали внимание, как-то сразу привыкнув к его присутствию, а может, почувствовав силу…
— А Ирина? — вспомнил Фома.
Казалось бы, некуда падать (такое узнал!), но он, не веря и отчаянно сопротивляясь, с каким-то наслаждением продолжал проваливаться в эту бездну, и не было этому конца. Кто знал последнюю сладость отчаяния?..
— А что Ирина? — пожал плечами Ефим. — Ирина есть Ирина. Кстати, скажи ей спасибо, если бы не она!..
— О!.. — Картинно ударил он себя по лбу. — Она, между прочим, наверняка уже здесь! Ну-ка, ну-ка?..
Ефим отодвинул штору и посмотрел на улицу, довольно хмыкнул:
— Ну, что я говорил? Подойди-ка!.. — Поманил он пальцем Фому, кому-то кивая за окном. — Посмотри, посмотри, кто это там?
Фома увидел Ирину на веселой весенней лужайке под окнами. Рядом с нею топтался какой-то парень лет тридцати, который тоже неловко махнул ему рукой. Ирина же семафорила, словно была одна на папанинской льдине, радостно и отчаянно.
— Вовремя она тебя, еще бы чуть-чуть и процесс был бы необратим!
«Так это она меня — сюда?» Теперь у него оставался только один вопрос.
— А Док? — спросил он. — Доктор?
— Твой доктор — я! — засмеялся Ефим. — Неужели непонятно? Я же тебе объяснял про удвоение. Ну-ка!..
Он вывел Фому в центр кабинета, а сам вернулся к окну, встал в его ярком свете и убрал обеими руками волосы назад, чуть повернувшись при этом в три четверти.
— Док, говоришь?..
“Доктор!” — узнал Фома. Не то чтобы это был тот Доктор, которого он знал, но очень похож. А в свете сказанного Ефимом, аберрация становилась понятной и объяснимой.
— Иногда ты меня принимал за него, — пояснил Ефим.
Но Фоме уже стало все равно, он отрешенно смотрел в светлую даль окна. Ему казалось, что он вычерпал ее до дна, до боли в глазных яблоках, но — ничего… только две жестикулирующие фигурки далеко-далеко, на краю сознания. Значит, правда?.. Но почему это не приносит ему облегчения? Или это и есть облегчение, когда уже ничего не чувствуешь, кроме кинжальной пустоты в сердце?..
— Ну что выздоровел? — донесся до него голос Ефима. — Ничего, ничего, все пройдет! Я понимаю твое состояние. Труднее всего расставаться с иллюзиями.