Страсти по Фоме. Книга 2
Шрифт:
— Ладно… — Фома отмахнулся. — Теперь снова складывать придется…
Он встал над столом, посмотрел в больные глаза Ирины.
— Не мешай хоть выбраться отсюда…
Башня снова начала расти.
— Как ты с ним-то сошлась?.. Вообще откуда он взялся, этот?..
— Кто? С кем? — не сразу поняла она. — Да это не я — Коля! Третий раз спрашиваешь. Он его шефа пользовал, у того срыв был, после кризиса в августе.
— Не выдержал пахан.
— Почему — пахан?
— А как ты думаешь, чем занимается
— Боксом. Он на соревнования ездит, у него награды… он воевал, — поспешно добавила Ирина.
— И как часто он соревнуется?
— А почему ты спрашиваешь?
«А действительно, что это я, может он и не заказной и мочит только на ринге?»
Фома посмотрел на нее. В испуганных глазах Ирины была мольба ничего не говорить об этом. Он вздохнул.
— Значит, я здесь месяц уже?
Она поспешно кивнула.
— Больше даже… два. Просто последний месяц стало лучше. Правда-правда! — горячо убеждала она его. — Ты стал меня узнавать.
— А он как?.. — Фома кивнул в конец коридора, где за стеклянной дверью маялся Колян.
— Не, не ревнует… а почему ты про меня не спрашиваешь?
— А потому что ты боишься меня и врешь.
— Да! — обиделась Ирина. — Ты сам не знаешь, какой ты!.. Какой-то не такой, временами просто страшный!
— Правильно, сдали в дурдом, а теперь боятся, — усмехнулся Фома.
— Никто тебя не сдавал, Фомин, тебя спасали от…
Она снова прикусила губу.
— Ага… — Он сосредоточенно, кость на кость, складывал башню. — От чего это интересно меня спасали?
— От себя!..
Разговор так и не получился. Фома угрюмо и сосредоточенно строил башню, потом спросил, зачем она пришла. Ирина смешалась: как зачем? Проведать!..
— Проведала? Передай Коле, что я чувствую себя хорошо.
У нее от обиды потемнели глаза, потом вспыхнул упрямый румянец.
— Я ещё приду! — пообещала она. — Без него!.. — Кивок в конец коридора.
— А ему скажи, чтоб без тебя… — Фома даже не посмотрел на нее, когда она встала. — У сумасшедших время тянется, каждому посетителю рады.
— Что-то я не вижу!
— Это я от радости…
Дверь в комнате хлопнула так же обиженно и звонко, как прозвенели иринины «пока» и цокот каблучков по полу. Так же обиженно распалась почти достроенная башня. Больше строить не дали. Вошел Петрович Руки до Земли.
— Давай, Келдыш, хватит развлекаться!
— Как выздоровею, сразу за грибами вместе пойдем! — подмигнул ему Фома.
— Ты выздоровеешь, придурок! Скорее я стану сумасшедшим. Иди-ка, давай, по добру!..
— За что люблю тебя, Петрович, так это за то, что где-то тебя видел, а где — не скажу!..
— Ты хочешь сказать, что меня ищут? — не поверил Фома. — Я же ничего такого… случайно! Даже не знаю, как это получилось!
—
Со слов Ефима выходило, что деваться Фоме некуда. Сидеть тихо в означенном заведении и молить святых всех Бедламов, чтобы уберегли, отвели и наставили на путь истинный, благоразумный.
— Пока не уляжется, Фома!.. — Ефим не понимал его легкомыслия. — А что?.. Не дует, каша есть, лопай — ровняй морду с жопой. Шутка. Из словаря Даля… В смысле, выздоравливай!
Каша у Фомы стояла уже поперек горла, а затхлая атмосфера психушки обрыдла еще больше. Так что в отношении «не дует» у него было шибко свое мнение. И хотя сообщение Ефима оглушило его сначала, мысль о свободе была еще оглушительнее, а уж очаровательнее точно!
Часа через три, все обдумав, он понял, что ему нечего боятся. Ходил же он полдня с этой газетой на груди и ничего! Никто даже не поинтересовался, не говоря уже о том, чтобы задержать террориста.
— Не путай божий дар с яичками! — смеялся Ефим. — Одно дело, когда какой-то пьяница шатается с газетой, ясно море, на опохмелку просит экстравагантным способом, мол, политический оппонент режима, и другое — развернутый поиск, оперативный розыск это у них называется. Тем более, что ты всего полдня ходил, да еще, наверное, по своей квартире — казалось, что гуляешь, алкоголику. А походил бы по улице еще денек-другой и загремел как пить дать!
— Но два месяца! — кричал Фома. — За это время можно даже счастье найти, не то что меня!
— Счастье! — фыркнул Ефим. — Вот люблю тебя за формулировки!.. Такие дела годами тянуться! Забыл что ли?.. Политики, журналисты, смена власти… а потом вдруг всплывают свидетели, вдохновители, исполнители. Потому что коньюктура власти меняется, а папочки-то — вот они! Их только вынимать раньше времени нельзя — политика!
Ефим напомнил об известном взорванном журналисте, по делу которого каждый год добавляется по одному исполнителю, уже чуть ли не взвод. Еще пару лет и в обвиняемых будет вся армия, а армию, как он сам понимает, обвинять нельзя!
— Но ты-то не армия! Тебя, полковник, который не пишет, можно объявить только сумасшедшим, но сейчас и на это, слава, впрочем, богу, надежды мало. Бредить самозабвенно ты перестал!..
Ефим широко развел руки: мол, во как некстати!..
— Ты пойми, я ведь беспокоюсь только о твоей безопасности. Ну и… — Он простецки улыбнулся. — О книге твоей недописанной. Когда уже продолжать-то будешь, полковник?.. Пока в подполье-то? Достоевский бы непременно воспользовался такими благоприятностями.