Строители

Лондон Лев Израилевич

— Рассмотрим график работ фирмы «Стройэкспорт»…

Но меня прервал Карл Альбертович:

— Имею сделать заявление.

Я посмотрел на болгарского архитектора.

— Пожалуйста, — спокойно сказал тот.

— Пожалуйста, Карл Альбертович.

Вернер поднялся:

— Я хочу сказать, что четыре рабочих, которые выделил для меня геноссе Ким на стяжку, весьма большие лодыри, плохо работают, «Gummi» есть на простое.

Глава четырнадцатая

Быков

В этот вечер Быков

долго сидел дома за столом, пристально рассматривая чертеж. Черт его знает, — чтобы заделать стык панелей, нужно выполнить семь операций.

— Товарищ начальник… — подошла Наташа.

«Семь! Это же нужно?!» — мысленно возмущался Быков.

— Товарищ начальник Быков, — Наташа тоже нагнулась над чертежом.

— Ну? — не отрывая глаз от чертежа, произнес он точно так же, как десятки раз сегодня говорил на стройке.

Но Наташа молчала, он поднял голову и вдруг рассмеялся.

— Послушай, Наташа, не называй меня начальником. Можно? А то чертежи — как на стройке, письменный стол с телефоном — тоже, а ты тут еще — «начальник».

— Я иду спать. — Она пристально смотрела на мужа.

— Сейчас, — ответил он, как всегда отвечал, получив приглашение на оперативку.

Она ушла — в этом мире все меняется, десять лет назад было все иначе.

Наконец Быков разобрался в чертеже. Придется завтра дать бой конструктору и, может быть, Тишайшему… Тишайший! Вот уже год, что бы Быков ни делал, о чем бы ни думал, его мысли всегда возвращаются к Нефедову. Каждый раз Тишайший казался ему другим: то мягкий, боится даже пустяковым замечанием обидеть ближнего, то точит-точит, добивается своего, хотя бывает, что все «ближние» против. То обычный соглашатель, попросту трус, то смело идет наперекор даже главку.

Что скрывается за приторной вежливостью, что в середине? Трус Нефедов или смелый?.. И как это можно, чтобы начальник строительства был всегда вежливым? Всегда!

…Ну вот, сосед включил телевизор. Нет, это он поет. Сначала, как ложатся спать, с полчаса тихо, потом поет…

Так, о вежливости. Чепуха это! Попробуй Кима хотя бы раз в день не продраить, на голову сядет. Между прочим, это Ким назвал Нефедова «Тишайшим». Ким как-то сказал: «Не могу утверждать, но сдается мне, Тишайший всех на стройке обводит вокруг пальца. И вас в том числе, Владимир Яковлевич».

Маска все! Наверное, Нефедову тоже хочется иногда послать Быкова к чертовой бабушке или еще подальше. Но вот придумал себе маску — вежливость, надел ее, а теперь уж, хошь не хошь, нужно носить.

…Опять соседушка поет…

Небольшой перерыв. Быков идет на кухню. Нужно посмотреть, что там Наташа оставила в холодильнике. В полночь обычно на него нападает голод… Так что там? Салат. Трава самая настоящая! Это Наташа кормит его травой, чтобы он похудел. Ничего не получится, милая, — порода такая. Он, морщась, жует скользкие, словно резиновые, котлеты. Утром, по всей вероятности, Наташа скажет, что он съел свой завтрак.

Именно потому, что котлеты были невкусны, Быков вспомнил, как Тишайший попал в историю. Карл Вернер на оперативке

заявил, что рабочие, которых выделил ему Ким, «весьма большие лодыри». Тишайший, бедный, уж так старается на совещаниях с фирмами никого не обидеть. Быкову всегда кажется, что перед Нефедовым на столе расплывается пятно патоки. Даже когда Вернер на две недели сорвал график, и тогда Нефедов сладким голосом продиктовал в протокол, что несколько задержались работы фирмы «Gummi» и генподрядчик просит… Просит! А вот когда Быков за день — на один день! — что-либо не выполнит, в протокол записывается: «Срыв срока»… И вдруг Вернер заявляет: «рабочие — лодыри».

Из кухни Быков выходит на балкон. Вдали высокие темные дома. Только кое-где еще светятся окна. Москва уже спит. «Рабочий город», — с уважением думает о Москве Быков… Пошел дождь, капли деловито застучали по железным сливам окон, еще минута — начала жаловаться водосточная труба, на асфальте появились слабые отблески фонарей.

Он садится на стул. Мучительно сладко пахнут цветы… Кажется, разладилось у него с Наташей. Все так же шутливо называет его: «Начальник» или «Начальник Быков», но он знает — это по привычке, а может быть, чтобы хоть внешне было по-старому… Разладилось!..

Ким мог действительно отправить Вернеру рабочих с ленцой, в большом коллективе всегда несколько лентяев найдется. Но заявлять так на официальном совещании?!

Тишайший только посмотрел на Вернера. «Это мы обсудим отдельно. — Тон такой холодный, без патоки, что немец сразу замолчал. — Если вас не затруднит, Карл Альбертович, завтра встретимся в десять». Потом Нефедов повернулся к Быкову: «Обеспечьте Карлу Альбертовичу фронт работ. Будьте у меня тоже в десять».

Интересно, как выйдет из положения Нефедов? Сделать Вернеру замечание — вроде не имеет права, но оставить выходку без последствий тоже нельзя.

Несколько раз ночью Быков просыпался, сосед все пел. Хотя Быков чертыхался негромко, Наташа проснулась.

— Пусть поет, — заступилась она за соседа.

— Разве это обязательно?

— Нет, — она пристально посмотрела на Быкова чуть раскосыми глазами, — не обязательно. Важно, что он поет часто…

Восемь утра. Стройка еще не на ходу. Кажется, что все застыло — краны, подъемники, тысячи различных приспособлений, и нет такой силы, чтобы оживить ее. Чего ни делал Быков, да и Тишайший тоже, чтобы ровно в восемь начиналась работа. Не получается. Почему это?

Вот и приходится Быкову стоять в центре площадки, всех торопить. Это многоуважаемая Елена Ивановна — он знает — прозвала его «Наполеоном с подтяжками». Думает, что от гордыни он так стоит. Какая там гордыня!.. А подтяжки? Причина совсем прозаическая: не держит ремень, брюки с живота сползают.

Бежит Ким.

— Владимир Яковлевич! («Запыхался, бедный, — ретивость показывает!»)

— Чего тебе?

— Новый начальник участка пришел!

— Ну и что? («Оборвать нужно, чтобы чувствовал себя виноватым, только тогда работать начнет».)