Сумерки Эдинбурга
Шрифт:
Здание паба было отделено от окружающих строений небольшим проулком — одним из бессчетного множества эдинбургских виндов и клоузов. Улочку, по которой могла проехать повозка, эдинбургцы издавна нарекли «винд», а более узкий проход — «клоуз». Судя по расстоянию между стенами, которых почти касались широкие плечи Бобби, черный ход «Зайца и гончей» выходил в самый настоящий клоуз. Толстые каменные стены поглощали большую часть заполнявшего паб шума, и на вышедшего в узкий каменный проход Бобби сразу навалилась необычайная тишина. Дождь стих, только одинокие капли падали с края карниза в заполненную водой бочку. Их звук был гипнотизирующе монотонным — плик-плак, плик-плак — и вместе с тем отчего-то зловещим. Где-то завыла собака. Мышцы
Бобби подумал — а не вернуться ли? Он вполне мог бы оправдать это тем, что жажда выпивки пересилила желание подраться. И все же не вернулся, а сделал глубокий вдох и, дойдя до конца проулка, свернул на едва освещенный задний двор. Он пришел сюда за дракой и уходить без нее не собирается.
Это стало последней ошибкой в его жизни.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Дерек Макнайр был не в духе. Фредди Каббинс опаздывал — в который уже раз. На востоке над Холирудским дворцом уже брезжили первые проблески зари. Если хочешь собрать достойный урожай в мусорках эдинбургских пабов к субботнему завтраку, то начинать обход надо как можно раньше, пока все не сметет армия городских нищих и бродяг. Терзавшая город буря стихла, мостовые поблескивали от намывавшего их дни напролет дождя.
Дерек расхаживал взад и вперед у Трон Кирк, где они уговорились встретиться. Руки были глубоко засунуты в карманы брюк — взрослых рабочих штанов, перехваченных на поясе куском бечевки, которую Дерек стащил с тележки старьевщика. Под стать им были болтающиеся на ногах башмаки несколькими размерами больше необходимого, но зато с толстой подошвой и в очень неплохом состоянии. Обувку Дерек заполучил на благотворительной распродаже «Сестер милосердия» — он давно понял, что, если болтаться там целый день, к концу дня монахини могут сжалиться над сироткой и бесплатно наделить его оставшейся одеждой, а если повезет, то и пирогом-другим.
Короткая шерстяная куртка и матерчатая кепка также достались Дереку от монахинь — правильные черты лица парня и смышленые темные глаза помогли ему снискать особую благосклонность наиболее мягкосердечных представительниц слабого пола. Со временем Дерек узнал, какое именно выражение лица способно вызывать у них жалость и сострадание, а также что и как надо для этого говорить. Смышленый мальчишка десяти лет от роду мог почерпнуть из жизни на улице немало полезного.
Ну не ирония ли — жить в городе, украшенном не одним, а целыми двумя дворцами на расстоянии едва ли мили друг от друга, и при этом шарить по мусоркам в поисках еды. Однако Дерек Макнайр был практичным парнем, не склонным оплакивать свою участь или рассматривать ее философски. Отец — пьянчужка, мать — потаскуха, вот и все дела. У мальчишки никогда не было постоянного дома или новенькой пары брюк, так что и сожалеть об их отсутствии ему не приходилось. По крайней мере, именно так Дерек держал себя в причудливом обществе уличных бродяг, которые ночевали в переулках и жили тем, что выпросили, позаимствовали или попросту стащили. Если же в моменты задумчивости к мальчику и приходили более сложные мысли, то делиться ими он ни с кем не собирался.
Дерек вновь обежал улицу взглядом, ощупывая лежащий в кармане небольшой гладкий камушек. Он никогда не вынимал его оттуда. Камень мог пригодиться — в драке ли, при необходимости расколотить витрину магазина или для того, чтобы отвлечь продавца фруктов и стащить с его лотка яблоко. Впрочем, главной причиной было то, что Дереку попросту нравилось перекатывать его в ладони в минуты волнения или раздражения.
Мальчик снова оглядел улицу, но она оставалась пустой, если не считать молочника Коба, вышедшего на свой ежеутренний обход в компании рыже-чалого Тимоти. Коб был по душе Дереку — иногда он угощал мальчика кружкой молока за то, что тот придерживал вожжи — но Тимоти нравился
А сейчас яблок не было, и Дерек почувствовал, как его голодный желудок сжался. Да где ж, черт его дери, этот никчемный Фредди Каббинс? Дерек начал придумывать, что скажет, когда тот наконец-то явится, и тут до него донеслись торопливые шаги. Так и есть, это был отчаянно поспешающий Фредди. Им уже стукнуло по десять, но Фредди был выше и на полстоуна тяжелей приятеля, с песочными волосами и глуповатой дружелюбной физиономией. Дерек же, напротив, был маленьким, жилистым, черноволосым и притом несомненным лидером в их дружбе. Фредди напоминал большого нескладного щенка, а Дерек не болтал без дела и следил за всем вокруг в оба. Скрестив руки, он замер, грозно глядя на задыхающегося от быстрого шага Фредди.
— Ты где был?
— Извини, Дерек, только не ругайся, ладно? Проспал я.
— Ладно, идем, пока все не забрали. — И они кинулись по ступенькам, которые вели сразу к нескольким пабам под Южным мостом. Истощенное зимнее солнце только-только начало карабкаться в небо над Ферт-оф-Фортом, а мальчишки уже вовсю обшаривали углы проулка Стивенло-клоуз.
— Эй! — крикнул Фредди Дереку, который шарил в бочке с пустыми устричными ракушками. — Смотри, что я нашел! — Дерек поспешил к другу, копавшемуся в мусорной куче на задворках паба. — Ты только погляди! — торжествующе воскликнул Фредди, отдергивая обрывок клеенки, скрывающий два надкусанных куска хлеба и половину отличной толстой сосиски.
— Постой, — сказал Дерек и ткнул пальцем в лежащую поодаль груду одежды, — а это что?
— Ботинок, — сказал Фредди и ткнул находку ногой. А потом он побледнел: — Иисусе, это ж… это ж…
— Иисусе… — вторил ему Дерек, помрачнев. Прямо перед ними, между мусорным баком и бочкой с водой, лежал мужчина, уставившись невидящим взглядом в светлеющее небо нового дня. Они ни разу не видели мертвеца и все же сразу все поняли.
— Н-нам это… позвать кого-то надо, — сказал Фредди.
— Позовем, — ответил Дерек, пятясь и совершенно позабыв о завтраке. Мальчишки бросились прочь, даже не подозревая, что в скрывающей дальний конец проулка тени притаился тайный соглядатай. Смотря мальчикам вслед, он задрожал от восторга. О, в сердце людском столько зла, что и не знаешь даже, с чего начать…
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Сперва главный инспектор Крауфорд не поверил собственным глазам. Едва он успел усесться за стол, как перед ним, словно самый настоящий банный лист, появился инспектор Гамильтон — и когда? В субботу, ради всего святого! Крауфорд крепко потер саднящие от недосыпа глаза в робкой надежде, что это лишь плод воображения его перетрудившегося мозга, но нет — перед ним стоял чертов юнец во плоти с нетерпеливо горящим взором.
— Господь всемогущий, да вы вообще спите когда-нибудь?
— «Сном окружена вся наша маленькая жизнь» [8] , сэр.
Крауфорд стиснул зубы.
— «Гамлет»?
— «Буря». А вы не слишком уж жизнерадостно выглядите, если позволите заметить, сэр.
— Не позволю, — проворчал Крауфорд, наливая чашку чая из стоящего тут же, на столе, синего керамического чайника. Он пришел сюда в субботний день разгрести кое-какие бумаги, и до сих пор в участке было тихо как в могиле. Единственным проникшим сквозь толстые стены звуком был звон отбивающих время церковных колоколов. Десять часов. Крауфорд вздохнул:
8
Уильям Шекспир. Буря. Акт 4, сцена 1 (пер. М. А. Донского).