Сумерки Эдинбурга
Шрифт:
— Сержант, вот уже некоторое время я занимаюсь изучением людей… скажем так, с отклонениями от нормы. Они весьма отличаются от обычных ничем не примечательных преступников. И я не про уровень образования — это отдельный тип, подвид преступников, которыми движут отнюдь не жадность, ревность или месть, а какие-то другие, более темные мотивы.
Брови Дикерсона поднялись.
— Думаете, это сделал сумасшедший, сэр?
— Ну, он явно не буйный псих, скорее непримечательный человек, которого мало кто запомнит.
— Я только не пойму, зачем брести на самую вершину Артурова Трона,
— А может, это место имеет для него какое-то особое значение, — задумчиво перебил Иэн.
— Не понимаю, сэр.
— Вершина горы — это не обычное место, сержант, а символическое. Если он заманил туда Вайчерли, у него была для этого причина.
— А может, Вайчерли случайно с ним там столкнулся.
— Не думаю. Он не был одет для прогулки по горам. Думаю, преступник заранее замыслил убийство и заманил его туда. Притом он пошел на заведомый риск — их могли увидеть вместе, или же Вайчерли отбился бы и заявил на него. Стивен был парнем крепким, так что, думаю, он вполне мог бы и вовсе взять верх.
— Так с чего ему так рисковать? — сказал Дикерсон, покусывая кончик своего карандаша.
— Именно! Я уверен, что это ключевой вопрос для поисков этого парня.
— Простите, сэр, а откуда у нас уверенность, что это мужчина?
— Амазонка столь невероятной силы? Возможно, но маловероятно.
— А может, их было двое — убийца и сообщник.
— Отлично, Дикерсон! Всегда подвергай предположения сомнениям — Первое правило Гамильтона при ведении следственных действий.
— А какое второе, сэр?
Иэн встал из-за стола под звон часов, отбивающих шесть:
— Всегда находи минутку для пинты-другой.
Дикерсон ухмыльнулся:
— Вот это ближе к делу, сэр! Первый круг за мной.
В этот момент к ним подошел констебль Бауэрс в сопровождении жилистого коротышки с сальной кожей и жиденькими волосами, прикрытыми желтой клеенчатой шляпой. На ногах у него были высокие резиновые сапоги.
— Прошу прощения, сержант, Фрэнк говорит, что свиньи миссис Макгинти снова из загона сбежали.
Сержант Дикерсон нахмурился:
— Это не ко мне, констебль, у меня тут рыбка покрупнее завелась.
Бауэрс слегка наклонил голову и кашлянул:
— Фрэнк говорит, вы с ними ладите — ну, знаете, как разговаривать с ними.
Шея Дикерсона пошла красными пятнами.
— И как же надо разговаривать со свиньей, констебль?
Вперед выступил жилистый человечек:
— Да вы ж только шепнете ей что-то на ухо — и все, сразу как шелковая. Я ж сам видел! — голос у него был скрипучим, как несмазанная железная калитка.
Со стороны стоящих поодаль констеблей донеслись смешки, и Иэн наградил их выразительным взглядом. Дикерсон покраснел еще сильнее, а потом вскочил с кресла:
— Ладно уже, идем! Я вас догоню, сэр, — сказал он, поворачиваясь к Иэну, — как только с этой треклятой свиньей разберусь.
Гамильтон улыбнулся:
— «Нет ничего ни хорошего, ни плохого; это размышление делает все таковым» [16] , сержант.
— Вам легко говорить, сэр, — проворчал Дикерсон, нахлобучивая шлем. — Да только посмотрел бы
16
Уильям Шекспир. Гамлет. Акт 2, сцена 2 (пер. М. Л. Лозинского).
Он, громко топая, вышел из участка, провожаемый сдавленными смешками сослуживцев. Накидывая пальто, Иэн подумал, что даже эдинбургским полицейским надо хоть изредка хорошенько посмеяться. Впрочем, самому ему, выходящему из тепла и света уютного участка в ночь, смеяться не хотелось.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Распахнув тем вечером изрезанную и избитую поколениями выпивох дверь «Зайца и гончей», сержант Дикерсон робко окинул взглядом зал. Он знал, что это та еще дыра, но возражать Гамильтону, когда тот предложил встретиться здесь, не стал, потому что отчаянно жаждал одобрения со стороны инспектора.
Уильям Честер Дикерсон, или Билли Бой, как звали его дома в Ланкашире, был парнем кроткого характера. Места вроде «Зайца и гончей» пугали его — тут собирались громилы, похожие на тех, что травили его в школе, засовывая крапиву в брюки или подвешивая вниз головой на нижние ветви деревьев. А один ирландский садист по имени Чарли Хиггинс и вовсе обожал заливать патокой содержимое его парты, вымазывая в липкой гадости все учебники и тетради.
Угнетенный страхами своего отрочества, Билли Дикерсон решил одолеть их, перебравшись в Эдинбург и став полицейским. Каково же было его потрясение, когда выяснилось, что город полон теми, от кого он бежал из Ланкашира, — грубыми, сквернословящими горцами без манер, зато с очень зычными голосами. Впрочем, были среди этих громил и такие искренне нацеленные на правосудие люди, как инспектор Гамильтон.
Он нашелся как раз за входной дверью и приветствовал Дикерсона коротким кивком.
— Постарайтесь не вести себя как полицейский, — сказал он спутнику, проталкиваясь через плотную толпу к бару.
— Да, сэр, — ответил Дикерсон, следуя по пятам как верный спаниель и отчаянно жалея, что в соответствии с указаниями Гамильтона надел не мундир, а гражданское. В форме к нему, по крайней мере, относились с уважением — сейчас же он был всего лишь пухлым рыжеволосым коротышкой.
— Если хотим разжиться информацией об убийстве Роберта Тирни, надо постараться смешаться с завсегдатаями.
— Точно так, сэр, — ответил сержант, аккуратно обходя лужу пива возле стола, окруженного толпой здоровяков в футбольных фуфайках.
За несколько дней работы с Гамильтоном он проникся к инспектору подлинным благоговением, абсурдность которого при этом сам прекрасно понимал. Непреклонная целеустремленность Иэна вдохновила сержанта выглянуть за пределы своего обыденного кругозора. Примером этой перемены стал подъем на Артуров Трон — желая угодить, Дикерсон, которого едва ли можно было назвать достойным образчиком мужского пола в плане физической подготовки, безропотно допыхтел до самой вершины, выдержав заданный Гамильтоном безжалостный темп.