Сумерки Эдинбурга
Шрифт:
— Да.
— Скверная история, приятель.
— Спать пора.
— А болит?
— Спи.
— Неудивительно, что вы все время на взводе.
— Имей в виду, — сказал Иэн, отправляясь в свою спальню, — сплю я чутко, так что, если попробуешь меня ограбить, пеняй на себя. Доброй ночи.
— Доброй, босс.
Когда Иэн улегся в постель, его плечо заныло, как всегда бывало в сырую погоду, и он стал думать о том, действительно ли старается избегать общения с женщинами из-за ожога или это всего лишь оправдание, как предположила тетушка Лиллиан? Да, Иэн опасался, что женщин оттолкнут эти шрамы,
Поднявшись с постели, Иэн шагнул на толстый персидский ковер и, подойдя к выходящим на Виктория-террас высоким французским окнам, отдернул желтые шелковые шторы, купленные тетей Лиллиан. Как же много она для него сделала! Потрясенный смертью родителей, он жил как в тумане, едва способный самостоятельно одеться или поесть. Брат исчез сразу после похорон, оставив Иэна наедине с его горем. Неизвестно, что было бы дальше, если бы не Лиллиан, выплеснувшая на племянника всю ту деятельную любовь, которой раньше она окружала своего Альфи. Иэн глядел на спящий город, жители которого уютно замерли под одеялами. Он должен защитить их, чтобы больше ни одну семью не постигло такое же горе, как его собственную. Миссия, достойная самого Дон Кихота, и все же мысль об этом помогала Иэну день за днем делать свое дело.
Потом он обратил свои мысли к мальчику, который спал за стенкой на его собственном диване, не подозревая, что хозяин замер в темноте с мокрыми щеками и распирающим горло комом. Иэн держал свои эмоции в такой тугой узде, что, когда они все же вырывались на свободу, ему самому становилось страшно. В Эдинбурге бессчетное множество дереков макнайров, вот только спят они на мостовых, а не на диванах. Иэн вдруг понял, как же много общего у него с этим мальчишкой, ведь он тоже хорошо знал, каково это — быть обездоленным. Сморгнув непривычные слезы, он вернулся в постель и скользнул под одеяло. Его плечи прыгали и вздрагивали, а когда Иэн повернулся на правый бок, пружины кровати протяжно застонали.
Ночью Иэну снилось, что он преследует безликого убийцу по пылающим улицам Эдинбурга. Языки пламени со всех сторон окружали их, бегущих по виндам и проулкам, пока Иэн не загнал убийцу в глухой подвал. Он сбежал вниз по ступенькам, радуясь, что наконец-то увидит лицо преступника, и в следующий момент неожиданно проснулся. Неяркий серый рассвет заглядывал в комнату меж распахнутых штор, и Иэн некоторое время смотрел, как светлеет небо, пока вновь не провалился в беспокойное сонное забытье.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Одинокая фигура стояла на Замковой скале в тени Эдинбургского замка, глядя на расстилающийся внизу город, застывший в зимней спячке. Он не любил это время года. Холера забрала его мать зимой, после чего и без того едва сносная жизнь превратилась в сущий кошмар. Отец увез их с братом в город, открыл там аптеку и уже никогда в жизни не улыбался. Чем старательнее он пытался скрыться от своего отца, тем сильнее
Засунув руки в карманы, он бесцельно шел по Хай-стрит, камни которой за прошедшие столетия повидали воинов и волхвов, монахов и торгашей, святых и нечестивцев, — но он не думал ни о ком из них, а вспоминал ночь, которая изменила все. После смерти матери прошло всего несколько недель, и горе все еще жило в доме, как мрачный гость, не выпускающий троих его обитателей из своих печальных объятий.
Вытащив одной особо ненастной ночью обоих мальчишек из кроватей, отец с пьяным бормотанием стал наматывать ремень себе на кулак. Когда мальчики дрались вяло, этот ремень начинал гулять по их спинам. Они знали это, как знали и то, что в течение последних недель ярость отца сгущалась и усугублялась, так что теперь была способна их обоих попросту уничтожить.
Той ночью он решил больше не драться с братом. Пора было сказать старику «нет», и он понимал, что если не сделает этого сразу, то не сделает никогда. Он отказался, и все насмешки отца были бессильны.
— Педик! Слабак! Старая жалкая баба! — орал отец, пьяно пошатываясь и размахивая ремнем. Второй брат испуганно сжался в углу.
Он готовился к ударам и очень удивился тому, что их не последовало. Вместо этого ремень молниеносно охватил его шею. От неожиданности он не успел издать ни звука, а отец уже шипел в самое ухо, обдавая его густым запахом виски:
— Противиться вздумал? Я тебе покажу, что с такими бывает, шпынь ты ненадобный!
Петля стала стягиваться.
Он почувствовал, как жизнь вместе с дыханием покидает тело, и последняя мысль была о том, какое счастье, что все наконец-то кончится. А потом он очнулся на полу, над ним склонился перепутанный брат. Отца рядом не было, как не было и радости, что он выжил, — только страшное разочарование: значит, страдания продолжатся. Тогда он еще не знал, что это было только самое-самое начало.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Громкий стук в дверь разбудил Иэна в среду поутру. Он с бранью сбросил с себя груду одеял и опустил ноги на ледяные доски пола. Все то время, пока он пытался нащупать тапки, стук не стихал.
— Иисус-Мария-Иосиф, — бормотал Иэн привычную присказку своей матери, натягивая красный домашний халат. К тому времени, как он распахнул дверь спальни, стук наконец-то стих. В прихожей обнаружился заспанный Дерек Макнайр, замерший перед стоящим в дверях жизнерадостным Джорджем Пирсоном.
— Господи боже, да вы хоть знаете, который час? — выпалил Иэн.
— Конечно! — ответил Пирсон. — Сейчас ровно половина седьмого.
— Впускать его? — спросил Дерек, оценивающе глядя на гостя.
— У меня есть для вас кое-что очень любопытное! — сказал библиотекарь, обратив к Иэну сияющий взор своих больших глаз.
— Господи Иисусе. — Иэн поежился под ворвавшимся внутрь порывом ледяного ветра. — Заходите уже и закройте клятую дверь!
Дерек пропустил Пирсона, не ослабляя хватки на дверной ручке. Когда тот вошел, мальчик громко захлопнул дверь и прислонился к ней спиной, сложив на груди руки, будто опасался, что Пирсон попытается сбежать.