Сумерки Эдинбурга
Шрифт:
— Мы, конечно, давненько не виделись, но это не повод лупить меня при встрече.
Иэн опустил зонтик. Перед ним стоял его старший брат Дональд. Заметно выдающееся брюшко было подпоясано кухонным полотенцем.
— Боже правый, — только и сказал Иэн, утирая с шеи пот. — Как ты, черт возьми, вообще вошел?
Дональд поднял руку с ключом.
— Так у меня ж вот что есть, забыл, что ли? — сказал он. — А вообще тебе надо поменять замки, опасно тут у вас.
— Ты про этот район или про Эдинбург в целом?
—
— Что ты здесь делаешь?
Дональд нахмурился и потеребил свисающий на лоб локон. Его лицо было длинным, нос с горбинкой, как и у брата, такие же серые проницательные глаза — но волосы были светлыми, а тело мягким и склонным к полноте. С тех пор, как они в последний раз виделись, Дональд явно набрал стоун-другой. Будучи еще и выше брата сантиметров на пять, Дональд Гамильтон являл собой фигуру весьма выдающуюся.
— Сказал хотя бы, что рад меня видеть.
— Извини, притворяюсь я только по долгу службы.
Дональд сложил руки на груди и склонил голову набок, пристально глядя на брата:
— Право, братец, ты меня обижаешь.
— Сперва ты несколько лет носу не кажешь, а потом являешься как ни в чем не бывало. Зачем ты пришел?
— Ну, во-первых, затем, чтобы приготовить ужин. Мое фирменное блюдо — хаггис из банки. — Дональд снял полотенце с пояса и закинул его себе на плечо.
— Давай всерьез, Дональд, — уже поздно, и я ужасно устал.
Брат не отвел глаза:
— Всерьез, говоришь?
— Да.
Вместо ответа Дональд поднял перед собой руку. Длинные изящные пальцы, в которых все когда-то видели несомненный признак будущего великого хирурга, заметно дрожали.
— Все, Иэн, конец. Я завязал. Больше никакой выпивки.
В груди у Иэна радостно ёкнуло, но уже в следующий момент сердце упало — он уже много раз слышал от брата все эти клятвы, обещания и торжественные объявления непоколебимой трезвости. Только ни к чему хорошему это так и не привело. Бутылка всегда оказывалась сильнее Дональда.
Иэн негромко кашлянул:
— А разве нельзя было завязать в Глазго?
— Все, что я люблю и чего боюсь, — оно здесь. Ты знаешь это лучше других. — Взор лихорадочно блестящих серых глаз уперся в Иэна. Веки Дональда покраснели и набухли — явно не из-за жарящегося лука, подумал Иэн. — Если я не осмелюсь встретиться с Эдинбургом, то и с бутылкой мне не совладать.
— А игра — с ней ты тоже завязал?
— Я знаю твои мысли, — сказал Дональд, — ты, мол, все это уже слышал. Но на этот раз я решил твердо. Еще не поздно вернуться в колледж, я все еще могу стать медиком.
— Можешь, наверное, — сказал Иэн, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно и бесстрастно, дабы не вызвать один из приступов безудержной ярости брата. И хотя это обычно случалось, только когда тот был пьян, Иэн слишком хорошо помнил
— Не веришь мне.
— Я тут ни при чем, — уклончиво ответил Иэн. — Главное, что в это ты веришь, и…
— Не смей смотреть на меня свысока! — зашипел брат, и Иэн инстинктивно отшатнулся. — Извини, — быстро добавил Дональд. — Кажется, я немного не в себе — без выпивки, ну и все такое, — последние слова он сопроводил смешком.
— Да-да, конечно, — сказал Иэн. — Так, говоришь, ужин приготовил? Давай есть уже, я умираю с голоду.
Лицо брата просветлело.
— Точно! — сказал он, откидывая со лба непослушный локон. — Насчет хаггиса шутка была, на самом деле я пастуший пирог испек.
— С говядиной или бараниной?
— И то и другое. Надеюсь, ты голоден. Я помню, иногда твой аппетит просто брал и улетучивался куда-то.
— Не беспокойся, сейчас я быка готов проглотить.
Иэн пошел за братом на кухню, чувствуя, как тело охватывает облегчение. Дональд действительно был трезв — по крайней мере, пока, так что приступов пьяной ярости, перетекающих в саможаление и слезливые хмельные монологи, можно было не опасаться.
В дверях кухни Дональд обернулся:
— Ты знаешь, что у тебя тут мышь завелась?
— Ты ее убил?
— Сбежала, стерва. Хочешь, мышеловку завтра куплю?
— Я сам, — сказал Иэн, даже не зная — всерьез ли.
— Устраивайся поудобней. А теперь — внимание! — Дональд распахнул духовку и извлек оттуда румяный пастуший пирог. От накрывшего кухню запаха рот Иэна мгновенно наполнился слюной — он хорошо помнил, каким отличным поваром был брат.
Дональд аккуратно опустил пирог на бронзовую подставку в виде елки и отступил на шаг, любуясь своим произведением.
— Свои кулинарные таланты я, кажется, не растерял — ну или по крайней мере надеюсь на это. Как попробуешь, жду от тебя отчет.
Отчет Иэн дал самый одобрительный. Уже очень скоро, когда братья уселись в гостиной у камина, он потянулся за вторым куском. Дональд откинулся на спинку кресла и, потягивая имбирное пиво, оглядывал квартиру — турецкие подушки, гардероб красного дерева, богатые драпировки.
— А славно ты тут устроился.
— Это дело рук тети Лиллиан, — сказал Иэн, разламывая кусок хлеба, чтобы подобрать с тарелки соус.
— Как наша дорогая Лилли?
— Мучается от подагры и думает, что я не замечаю.
— От братца Иэна ничего не скроешь. Странно, наверное, оказаться в той же упряжи, что наш старик, а?
Иэн вытер губы льняной салфеткой с вышитой монограммой.
— Вроде мое это.
— Ну и молодцa, как говорят в Глазго.
— Как там в Глазго?
— Дешево и сердито. Под мухой чувствую себя как дома. Ты не скучаешь по нагорьям?
— Снятся мне иногда.
— А помнишь, как вереск по весне цветет?