Сволочь
Шрифт:
Майор отдал честь, развернулся и зашагал из клуба прочь, бормоча на ходу:
— Переводят. Остряки. Дети.
Мы переглянулись.
— Что-то мне уже картошки не хочется, — сказал я.
— И бражки тоже, — добавил Глеб.
— Пошли, блин, спать, — подытожил Андрюха.
— А жалко, если его вправду снимают. Или переводят.
— Жалко. Он хоть нормальный мужик. Еще неизвестно, кого на его место.
— Да пошли, блин, спать!
Мы отправились в кинобудку, где под шматом материи и куском фанеры остывала на сковородке недоеденная картошка с тушенкой,
На следуюший день майор Чагин не явился на плац к утреннему разводу. Около девяти утра в штаб полка позвонили из милиции и сообщили, что этой ночью он явился в местное отделение и добровольно сознался в убийстве собственной жены.
Я не знаю, что с ним случилось дальше. Слухи ходили самые разные. Одни говорили, что ему дали пятнадцать лет, и он повесился в камере. Другие утверждали, что он, наоборот, бежал из тюрьмы, убив охранника. Все это было настолько нелепо, что иногда хотелось дать рассказчику по физиономии. Вообще, после случая с Чагиным я и сам слетел с катушек. Сперва нахамил начальнику клуба, затем обложил матом самого замполита, после чего глазом не успел моргнуть, как вылетел из клуба и снова оказался в своей батарее. Впрочем, это уже было такой мелочью, что о ней вряд ли стоит упоминать.
Укротительница
Надо признаться — цирк я всегда недолюбливал, и особенно неприятны были мне укротители хищников. А их коронный номер с засовыванием головы в пасть льву или тигру вызывал во мне недоумение, граничащее с брезгливостью. Я вполне спокойно отнесся бы, если б подобное проделал зоолог, изучающий устройство львиной пасти, или ветеринар, желающий выяснить, не воспалены ли у льва гланды. Но укротитель не собирается ничего проверять или изучать. Ему просто неймется доказать зрителю, что можно сунуть голову в пасть хищника и остаться при этом безнаказанным.
Откровенно говоря, жаль. Человек, который не находит собственной голове лучшего применения, не слишком, видимо, в ней нуждается. А лев, который позволяет проделывать с собой такую пакость, уже не хищник, а больное животное с расстроенной психикой.
Впрочем, может быть, я чего-то не понимаю. Вполне вероятно, что этот обычай уходит корнями в глубину тысячелетий, когда наши первобытные предки обитали в лесах, кишевших хищниками, и если на них набрасывался какой-нибудь саблезубый, они, изловчившись, засовывали голову в его оскаленную пасть, и подобной наглостью изумляли животное до столбняка.
В свое время мне довелось увидеть перед собой изумленную морду хищника, правда, это был не тигр и не лев, а леопард, точнее, леопардиха с нежным именем Зося. Случилось это на рубеже восьмидесятых и девяностых, во время конгресса иллюзионистов в Киеве, на который меня затащили мои легкомысленные приятели-фокусники.
— Повеселишься, — утверждали они.
— Повеселиться я могу и в другом месте, — ответил я. — Лучше объясните, в качестве кого я буду там присутствовать?
— А просто в качестве нашего друга тебя не устраивает?
— Не устраивает. Я, конечно, ценю вашу дружбу, но в моей биографии и без
На это мне ответили, что тому, кто набивает себе цену, в конце концов бьют морду. Последнее прозвучало убедительно, и я согласился.
Фойе Октябрьского дворца, где проходил конгресс, было так многолюдно, что напоминало несколько муравейников с курсирующими между ними живыми тропками. Центрами этих муравьиных кучек были трое: крохотного роста пожилой мужчина, долговязый, разбитного вида юнец и необычайно эффектная женщина лет тридцати пяти с медно-рыжей гривой волос. Пожилой мужчина развлекался тем, что бросал поочередно в окружавших его почитателей металлический рубль. Рубль не отскакивал, а намертво прилипал к мишеням, после чего старичок, чрезвычайно довольный собой, срывал монету с груди жертвы его магического искусства и повторял трюк заново.
— Кто этот обмылок престидижитации? — поинтересовался я.
— Авангард Скворечников, — пояснили мне. — Старейший питерский фокусник. Удивительно нудный тип. Не связывайся с ним.
— Поздно, — ответил я. — Между нами уже установилась тонкая внутренняя связь.
Я приблизился к господину Скворечникову. Тот обрадовался пополнению в рядах поклонников и метнул в меня рублем. Рубль шлепнулся на мой свитер и прирос к нему. Я учтиво поклонился старичку, развернулся и зашагал прочь.
— Вы-ы куда-а? — изумленно проблеял мэтр.
— В буфет, — ответил я. — Пропивать ваш рубль.
— Вы-ы с ума-а са-ашли! — возопил Авангард Скворечников. — А-астанавитесь не-емедленно! Ве-ерните ре-еквизит!
Я остановился.
— Какой еще реквизит? — спросил я.
— Ру-убль! А-атдайте мой ру-убль!
— Он что, у вас последний?
— Е-единственный!
— Что ж вы швыряетесь деньгами, если у вас последний рубль остался? — попенял я старичку, отцепляя монету от свитера. С тыльной стороны к рублю были приварены маленькие хищные крючки. — Нате, заберите ваш рубль. Только в людей им больше не бросайтесь. Странные у вас манеры для петербуржца.
Моя выходка привлекла внимание соседней группы и ее долговязого лидера.
— Эй, братан! — окликнул он меня. — Иди сюда. Фокус покажу.
— Спасибо, мне уже показали.
— У меня прикольней!
— Змеей, что ли, в меня бросишь?
— Да ничем я не брошу. Не бойся, иди сюда.
Я подошел.
— Неслабо ты Авангарда уделал, — улыбаясь, сообщил долговязый. — Старый скворечник уже всех задрал. Смотри сюда. — Он вытащил из кармана колоду карт, ловко ее стасовал и раскрыл веером. — Бери одну.
— Какую?
— Какую хош.
— А если я никакую не хочу?
— Братан, не порть иллюзию. Тащи из середины.
Я вытащил.
— Запомни ее.
Я глянул на карту. Это была десятка пик.
— Запомнил?
— Может, мне лучше записать? — спросил я.
— Зачем это?
— На всякий случай. У меня память плохая.
— Братан, не гони пургу. Клади карту обратно.
Я сунул карту в середину раскрытой веером колоды, долговязый сложил ее ровным кирпичиком и пару раз стасовал по новой.