Сволочь
Шрифт:
— Я уже выпил.
— Забудь, милый. Тот коньяк, что ты выпил, уже полминуты, как не в счет.
— А можно я две порции закажу?
Лицо Люсьены изобразило недоумение.
— Хоть десять, — сказала она. — Я-то тут причем?
— Одну я для вас.
— Мальчик, — сказала Люсьена, — не морочь мне голову. У меня, если ты забыл, через полчаса выступление.
— А после выступления?
Люсьена покачала головой и усмехнулась.
— Удивительный все же тип. Ты доживи сперва до окончания концерта, в чем я, скажу тебе честно, слегка сомневаюсь.
— А если доживу?
—
Люсьена Тамм выступала во втором отделении. Во время антракта я сбегал в подземный переход, где торговали цветами, вернулся с букетом багровых, под цвет ее шали, роз и, держа их на коленях, уселся на единственное свободное место в первом ряду. Спустя минуту ко мне подошел мужчина лет сорока с растрепанной бородой и встревоженными глазами.
— Прошу прощения, — сказал он, — но это мое место. Я тут сидел в первом отделении.
— Я вам верю, — кивнул я. — Вы тут сидели в первом отделении, а я посижу во втором. Так будет справедливо.
Видимо, у этого человека были иные представления о справедливости, потому что мой ответ совершенно его не удовлетворил.
— Молодой человек, — нервно проговорил он, — прекратите хамство и освободите мое место.
— Неужели я веду себя по-хамски? — растерялся я. — Извините. Мне это, честное слово, не свойственно. Но обстоятельства сложились так, что мне, хоть тресни, надо сидеть в первом ряду. Мне, конечно, очень стыдно, я, может, всю оставшуюся жизнь буду стыдиться, но никуда отсюда не уйду.
— Вы сумасшедший? — спросил мужчина.
— Да, если это вас успокоит. Давайте вы меня еще как-нибудь назовете, и мы на этом закончим.
— А если я милицию позову?
Я вздохнул и поманил бородатого пальцем, приглашая наклониться. Он нерешительно склонился ко мне, точно опасаясь, что я в припадке безумия плюну ему в бороду.
— Понимаете, — зашептал я, — дело в том, что я «подсадной». Я должен сидеть здесь. Мы же с вами не хотим сорвать номер известной иллюзионистки. Вы теперь тоже в курсе, так что мы, можно сказать, одна команда.
— А почему меня никто не предупре…
— Тише! — прошипел я. — Зачем же вы на весь зал афишируете магические секреты? Или вам в самом деле неймется сорвать номер?
— Ладно, черт с вами, — пробубнил бородатый. — Безобразие какое.
Он направился прочь.
— Эй! — негромко окликнул я его.
Бородатый обернулся. Я заговорщически подмигнул ему и поднял кулак, изобразив «рот фронт». Бородатый машинально подмигнул в ответ, потом выругался в бороду и побрел искать место в задних рядах.
За тем, что происходило на сцене, я следил рассеянно. Даже когда выступали мои друзья, я мысленно желал им поскорее закончить номер и убраться к черту. Мне не терпелось увидеть Люсьену Тамм. Наконец конферансье, сделав эффектную паузу и набрав в легкие побольше воздуха, объявил:
— Вы-ыступа-аают. несравненная Люсьена Та-аамм… и ее обворожительная помо-оощница. Зо-оося!
Под аплодисмент на сцену из полусумрака вышла Люсьена все в том же невероятном черном платье с багровой шалью. Бросив в публику взгляд избалованного демона, она
— Браво! — закричали в зале.
Я обернулся, чтобы взглянуть, кто так неистово реагирует, никого подходящего не обнаружил и вдруг понял, что выкрикнул это я. На меня косились соседи по правую и левую руку, и я мысленно велел себе выражать эмоции чуть менее бурно.
Честно говоря, номер Люсьены был скучноват, что не могло укрыться даже от меня, человека, в общем-то, далекого от иллюзионизма. Оживляла его разве что Зося, из пасти которой Люсьена вытаскивала какие-то немыслимые платки, ленты, бумажные цветы и веера. Под конец Люсьена, встав на одно колено, приподняла леопардиху и положила себе на плечи, словно роскошное пятнистое боа, изящно перекинув за спину болтающийся хвост. Зал вежливо захлопал, я вскочил, бешено рукоплеща, схватил букет, бросился к сцене и возложил цветы к ногам Люсьены.
— Опять ты? — вполголоса удивилась она.
— Я.
— И где ж ты успел раздобыть букет?
— Ограбил проезжавшую мимо свадьбу.
— Другому бы не поверила, а тебе поверю. Сядь на место, ненормальный. Зося уже нервничает.
Леопардиха, кажется, в самом деле узнала меня, но особой радости при этом не выказала. Надо полагать, что если б не присутствие хозяйки, она с удовольствием довела бы выяснение наших отношений до логического завершения. Я ретировался и, повернувшись, встретился взглядом с сидевшим в пятом ряду бородатым мужчиной, которого я нагло лишил законного места. В лице бородатого сквозило недоумение, смешанное с подозрением, что его здорово надули. Я снова подмигнул ему, он чисто автоматически подмигнул в ответ, затем рассердился на себя, скорчил гнусную рожу и показал мне кулак. Я прыснул и уселся на нечестно отвоеванное место.
До конца представления оставалось минут тридцать. Я не досидел эти полчаса, и когда свет между двумя номерами погас, ринулся, воспользовавшись темнотой, в буфет. Там было пусто, за прилавком из светлого дерева скучала, разглядывая потолок, молоденькая пухлая буфетчица в голубом чепце.
— Мне, пожалуйста, бутылку шампанского и бутылку коньяка, — попросил я.
Буфетчица искоса глянула на меня, затем снова уставилась в потолок.
— На вынос не продаем, — лениво проговорила она.
— А я и не собирался выносить.
— Только в разлив.
— Даю слово разлить все, что окажется в этих бутылках.
— Молодой человек, вы что, не понимаете? — Буфетчица повысила голос. — Продаем только в разлив. Вынос строго воспрещается.
— Это вы не понимаете, — сказал я. — Здесь, в этом дворце, находится самая удивительная, не считая, конечно, вас, женщина на свете. Одного ее взгляда достаточно, чтобы укротить бешеного леопарда. И вы предлагаете мне поставить перед ней шампанское или коньяк, разлитые в граненые стаканы? Да я со стыда сгорю. Хорошо, если вы при всей своей прелести такая бесчувственная, налейте мне коньяк и шампанское в две хрустальные вазы и продайте вместе с ними.