Святая Русь - Князь Василько

Замыслов Валерий Александрович

Рубить надо амбар с большим умением. Малейшая погрешность - и жито¹¹⁰ пропадет. Тогда клади зубы на полку. Без ума проколотишься, а без хлеба не проживешь. Да и про древнее поверье нельзя забыть. При возведении избы, конюшни, бани, колодца, сарая, амбара следует прежде всего изведать - не занято ли это место чертом. Для этого хозяин клал на ночь, по всем четырем углам первого венца, по краюшке хлеба. Ранним утром он поднимался, горячо молился и тихонько шел к венцу. Если хлеб оставался нетронутым, то, стало быть, черта на постройке нет, а коль пропадет хоть

одна из краюшек - место нечистое, в тот же час передвигай бревна. Ничего не возводят и на том месте, где когда-то пролегала дорога или тропинка: тут шатался дьявол.

Верили также, что в конюшнях всегда поселяется черт, а поэтому никогда нельзя входить в нее с горящим фонарем или свечой, и никогда нельзя свистеть, дабы не обозлить черта, кой в отместку может замучить лошадей.

Еще перед тем, как возводить тын и амбар, купец Богданов учинил Сидорке тщательную проверку.

– Житницы ране рубил?

– Доводилось, Василь Демьяныч.

– И какой она должна быть?

– Обижаешь, купец, - нахмурился Сидорка.

– Ты уж не серчай, плотник, но у меня в амбаре будет хлеб лежать, а не кадушка с грибами. Хлеб! А я не шибко в плотницких делах кумекаю. Уж поведай мне, Христа ради.

– Хитришь, Василий Демьяныч. Ну да Бог с тобой… Дабы лучше хлеб сохранить, житница должна быть холодной, сухой и хорошо проветриваемой.

– Так-так, плотник. Поближе к саду будешь ставить, чтоб подальше от глаз воровских?

– Зачем же подле сада? Тогда прохлады в житнице не будет. Ставить надо на открытом месте, дверями и оконцами на север.

– Ишь ты, - крутнул головой купец.
– А насчет сухого амбара мне тужить не надо. Лес я еще с зимы заготовил. Холопы давно ошкурили и высушили. Вам токмо напилить по размеру, вырубить пазы и складывать венец к венцу.

– И всё?
– хитровато прищурился на купца Сидорка.

– И всё.

– Ну и пропал твой хлеб, Василь Демьяныч. В три месяца отсыреет.

– Да ну!
– простодушно уставился на древодела Богданов.

– Вот те и ну, - усмехнулся Сидорка.
– Амбар надо приподнять на два аршина над землей, и учинить всё так, чтобы хлеб в сусеках, упаси Бог, не касался наружных стен. Вот тогда-то он будет лежать в сухости.

– Ишь ты. А я и не ведал, - с лукавинкой молвил купец.
– Ну а что надо делать для проветривания?

Лукавинка в глазах купца не осталась без внимания Сидорки.

– Буде насмешничать, Василь Демьяныч. Всё-то ты ведаешь.

– А я, толкую, не горазд в оном деле. Дале рассказывай.

– Слушай, коль не надоело, но боле не перебивай. Дабы жито проветривалось, надо проложить сквозь сусеков дощатые трубы с просверленными стенками, концы коих должны выходить в отверстия, сделанные уже в наружных стенках. Отверстия эти скошены вниз, к наружу - для защиты от дождя, и имеют, кроме того, задвижки. В потолке также надобно учинить вытяжные трубы. Дверь должна быть значительных размеров: около одной сажени шириной и три с половиной аршина высотой. Кроме наружной двери, потребуется и внутренняя, решетчатая, коя закрывает амбар при проветривании. Закрома же надо уладить так, чтобы хлеб насыпался сверху, а выбирался снизу, с помощью

отверстий с лоточками, кои будут сделаны у дна сусеков, и закрываться задвижками. При таком устройстве зерно долго не залёживается, ибо сперва выбирается то, кое было раньше насыпано. Кроме того, опускаясь при выборке вниз, оно пересыпается и проветривается. Дно сусеков следует приподнять над полом вершков на десять…

Сидорка еще долго рассказывал, а Василий Демьяныч степенно кивал головой и думал:

«Башковитый плотник. Ставил житницы. Теперь можно за хлебушек не беспокоиться».

Когда, наконец, Сидорка закончил, купец благодарно молвил:

– Спасибо за урок, древодел. На всю жизнь запомню.

А Сидорка, всё также хитровато прищурясь и сдвинув на потылицу войлочный колпак, произнес:

– Не худо бы, Василь Демьяныч, перед зачином амбара артель чарочкой попотчевать, дабы житница века стояла.

– Попотчую, - коротко пообещал купец.

И вот настал день, когда плотники завершили работу над частоколом и перешли к зачину житницы. Усевшись на заготовленные бревна, древоделы поглядывали на высокое крыльцо купеческого терема, ожидая выхода Василия Демьяныча. Сейчас купец подойдет к артели и радушно молвит:

– Пожалуйте к столу, древоделы. Испейте доброго вина перед зачином.

Но купец так и не вышел.

– Неуж пожадничал?
– вопросительно глянул на большака Луконя.

– Непонятно, мужики. Богданов, кажись, не из тех людей, кои слово свое рушат. Поди, запамятовал, - молвил Сидорка.

– Да вон Харитонка показался. Сейчас к столу кликнет, - заулыбался Луконя.

Но Харитонка и не думал подходить к артели. Он торопко шел к воротам тына.

– Погодь, милок!
– окликнул холопа Сидорка.
– Разговор к тебе есть.

Но Харитонка артель огорчил:

– Ничего не ведаю, мужики. Василь Демьяныча в тереме нет.

– Да где ж он?

– К епископу Кириллу спозаранку ушел.

Мужики приуныли. Вот тебе и Василь Демьяныч! Не ожидали.

– А ты куда поспешаешь?
– спросил Сидорка

– Да я энто…Дела у меня энто… Дела, мужики.

– Буде губами шлепать. Аль чего случилось?

– А-а, - кисло махнул рукой Харитонка и побежал к воротам.

Лазутка проводил холопа тревожными глазами. Что-то неладное происходит в тереме Богданова. Сам купец спозаранку к владыке ушел, а теперь вот и холоп куда-то заспешил. Уж не с Олесей ли какая беда? Господи, терем совсем близко, а не войдешь и не спросишь… А может, войти, пока хозяина в доме нет?

Сидорка увидел напряженное лицо Лазутки и, как можно спокойней, молвил:

– Ладно, мужики. Обойдемся без зачинной чарки. С окончаньем пображничаем. Давайте-ка за топоры.

На сей раз Лазутка трудился без всякой охоты. Он то и дело поглядывал на терем, всё еще робко надеясь, что Олеся покажется во дворе.

– Ты чего, Немтырь, как сонная муха? Пошевеливайся!

Лазутку охватила злость - на свою беспомощность, на купца, заточившего в тереме свою дочь, на неведение, кое хуже смерти. И он, весь осыпанный смолистой щепой, так «пошевелился», так яро загулял по пазу бревна топором, что конец венца отвалился.