Танцор смерти. Дорога домой. Полет орлов. Исав

Хиггинс Джек

— Ты видел, какой у него был взгляд, когда отец сказал ему, что говорил с тетей Бесс и дядей Билли? Он был готов сорваться с места и удрать, пока отец не объяснил, зачем они оформляют эти бумаги.

— Да, паренек непрост.

— Мама говорит, что ради Клэр он пойдет на что угодно. И она права.

— А ты слышал, как его расписывают бабушки? Похоже, они все по нему с ума посходили.

— Смешно все это!

Ронни. Они говорят о Ронни. Я высунулась в коридор и строго спросила:

— Что происходит?

Джош и Брейди

осторожно, по-взрослому, переглянулись. Я бросила на них уничтожающий взгляд и, едва не разрыдавшись, кинулась вниз по лестнице.

Мама с папой молча сидели за кухонным столом.

— Что с Ронни? — выпалила я.

Папа притянул меня к себе, усадил на колени.

— Мы сделали так, чтобы Ронни не надо было возвращаться в ложбину. Никогда.

— Значит, Ронни всегда сможет жить здесь?

— Это я и имел в виду, солнышко.

Я выбежала во двор. Ронни сидел на пригорке у ограды.

— Ты здесь навсегда! — радостно крикнула я, усаживаясь с ним рядом.

— Это здорово.

— Я люблю тебя, — сказала я, беря его за руку.

— И я тебя тоже люблю, — произнес он. — Только никому об этом не говори.

Глава четвертая

В феврале состоялась знаменитая Большая игра в «Монополию», подтвердившая то, о чем я давно подозревала: когда речь заходила о земле и деньгах, Ронни становился непреклонен, как любой Малоуни или Делейни.

По телевизору метеорологи из Атланты в один голос уверяли, что погода ожидается теплая и никаких снежных бурь не будет, но дедушка Малоуни отказывался им верить.

— Заледенеете, как волосы в носу у эскимоса, — предупреждал он утром в субботу, наблюдая за тем, как мои родители усаживают прабабушку Алису и бабушку Элизабет в машину, чтобы везти их в Атланту. Туда приехала на гастроли Кэрол Чаннинг. Ради нее они готовы были отправиться в путь хоть на собачьих упряжках.

— Мы успеем вернуться, до того как завалит дороги, — пообещал отец. — Я скорее рискну замерзнуть в пути, чем сказать бабушкам, что не повезу их на Кэрол Чаннинг.

И они отправились в Атланту. Мы с Ронни остались дома с дедушкой и бабушкой Малоуни. Как дедушка и предсказывал, к четырем часам дня все замело снегом и полиция штата закрыла дороги. Отец позвонил и сказал, что они с мамой и бабушками останутся на ночь в гостинице.

Я была счастлива несказанно. Электричество отключили, едва стемнело. Мы поужинали сандвичами. Дедушка, укрывшись пледом, задремал в кресле, а бабушка зажгла две керосиновые лампы, поставила их на стол, потерла руки и лукаво спросила:

— А не сыграть ли нам разок в «Монополию»?

— Только не со мной, — ответила я. — Она — настоящая акула, — шепнула я Ронни.

Ронни отлично играл в «Монополию». Хопа с Эваном он обирал до нитки.

— А я сыграю, — ответил он с коварной улыбкой.

Бабушка с Ронни уселись за стол, разложив перед собой игровое

поле, которому вскоре предстояло стать полем битвы. При свете керосиновых ламп их глаза отливали стальным блеском.

— Она никогда не проигрывает, — пробормотала я с дивана и тут же заснула.

Я проснулась рано утром, дрожа от холода. Огонь в камине погас, лампы потухли, в кресле храпел дедушка.

— Еще партию! — услышала я хриплый голос бабушки. — Ты выиграл четыре из пяти и должен дать мне отыграться.

Ронни, у которого глаза совсем слипались, с трудом ответил:

— Я так хочу спать, что фишек не различаю. Бросьте, миссис Дотти. Все равно вам у меня не выиграть.

— Ты же честный бизнесмен, Ронни Салливан. Не лишай меня последнего шанса. Вот мое предложение: если ты сыграешь еще раз, я снова все тебе объясню про высокодоходные облигации.

— Ладно, — пробормотал он, клюя носом.

Бабушка заставила его выпить две чашки кофе. Они играли, пока не проснулся дедушка и не надо было идти кормить скотину. После этого они продолжили игру.

Днем вернулись папа, мама и бабушки и застали Ронни спящим на полу, а бабушку Дотти — на диване. У обоих в руках были зажаты купюры из «Монополии».

Все мы были единодушны: тому, кто обыграл бабушку Дотти в «Монополию», суждено великое будущее.

Я решила, что мне тоже суждено великое будущее. Мне было мало славы корреспондента «Трилистника», еженедельника, издававшегося в Дандерри, и я готовилась покорить мир большой журналистики.

«Шлите нам рассказы о вашем городе!» — призывал один из маминых журналов, из тех, где учат делать заварной крем и маски для лида. Журнал предлагал за это пятьдесят долларов. Боже мой, пятьдесят долларов! Да у меня уйма рассказов!

Я тайком напечатала на машинке пять страниц через один интервал. Используя максимум прилагательных, которые я отыскивала в огромном переплетенном в кожу словаре, я поведала, как Ронни подстрелил оленя и расплатился с дядей Калли. Попутно я сообщила о том, как дедушка стрелял японских солдат, а папа застрелил моего обожаемого Герберта. Рассказ мой был о том, что в моем родном городе те, кому кого-то приходится подстрелить, очень по этому поводу переживают. И поэтому все мы — очень хорошие люди.

Редакция журнала находилась в Нью-Йорке. Я написала золотыми чернилами адрес и украдкой опустила конверт в почтовый ящик. Ответ не заставил себя ждать.

Уважаемая мисс/миссис Малоуни!

Вашей работе не хватает мастерства и отточенности стиля.

Из-за машинописи в один интервал и множества опечаток рассказ читать практически невозможно. Будучи по происхождению японкой, я сочла ваше сравнение японских солдат с быком оскорбительным. Желаю вам дальнейших успехов.