Танцор смерти. Дорога домой. Полет орлов. Исав
Шрифт:
Доехав по старой грунтовой дороге до самой вершины, я увидела незнакомый автомобиль. На каменной площадке над долиной горел костер. Я пошла к нему, оглядываясь по сторонам. Луна скрылась за тучами. В воздухе пахло дождем.
— Кто здесь? — громко спросила я. — Это частная собственность!
Я брела босиком по ковру из наперстянок, которые мы с дедушкой посадили много лет назад, и настороженно прислушивалась. Проклятые наперстянки! Растут себе здесь, словно и позабыли, чего от них ждали. Нет, они плохо защищают
— Убирайтесь отсюда! — крикнула я.
Начался дождь — холодный, резкий. Костер задымился. Я поскользнулась, но меня вдруг подхватили чьи-то сильные руки. Я не видела, кто это. Было темно, дождь заливал мне глаза, кружилась голова.
— Клэр! — произнес хриплый голос.
Сверкнула молния, и я увидела это лицо, эти глаза.
— Рон... — Но голос мой заглушили раскаты грома.
Он вел машину, а я сидела рядом, пристально вглядываясь в его профиль, освещаемый вспышками молний.
Он жив. Он вернулся. Он меня не забыл.
— Ты что, решил меня похитить? — спросила я.
— Может быть, — усмехнулся он.
Он остановил машину, вышел, открыл дверь с моей стороны, снова взял меня на руки и понес через перелесок. При свете молнии я разглядела старую хижину. Он привез меня на озеро Десяти Прыжков. Рон внес меня в хижину и усадил на лежавший на полу надувной матрас. Комната была пуста, только в углу стояли сумка-холодильник и огромный рюкзак.
Он присел на пол рядом с матрасом. В свете фонаря он выглядел изнуренным, только серые глаза были прежними — быстрыми и проницательными. Мы молчали и, как два диких зверя, настороженно присматривались друг к другу.
Наконец он сказал, скорее с грустью, чем с издевкой:
— Родные пенаты!
Я вглядывалась в лицо мальчишки, которого помнила всю жизнь, ставшего теперь взрослым мужчиной: гладкие, зачесанные назад волосы, высокий лоб, широкие скулы.
— Да, — сказала я тихо, — ты все такой же.
— Я бы не приехал, если бы думал, что ты не хочешь меня видеть.
Загрохотал гром, стены хижины заходили ходуном. Он накинул мне на плечи одеяло, и только тогда я поняла, что дрожу. Наверное, заметив мое удивление, он обвел взглядом комнату и сказал:
— Я это купил.
Мы снова замолчали. Мне надо было осознать то, что у него достаточно денег, что он имеет какие-то тайные намерения и они как-то связаны со мной.
Дождь стучал по крыше. У меня заныла нога, закружилась голова, и я поняла, что безумно устала.
— Мне надо отдохнуть, — сказала я.
— Ты хочешь, чтобы я отвез тебя обратно на ферму?
— Нет. Я не хочу с тобой так скоро расставаться. Никак не могу поверить, что ты — настоящий.
Он протянул руку и дотронулся до моей щеки.
— Такой же настоящий, как и ты, — шепнул он.
Двадцать долгих лет. Мне ни к чему было
Он выключил фонарь. В комнате стало совсем темно.
— Поговори со мной, — попросила я. — Расскажи о чем угодно. Мне надо слышать твой голос.
— Я сижу рядом, — отозвался он, — и слушаю, как ты дышишь. Знаешь, мне уже очень давно не было так хорошо и спокойно.
От звука его голоса мне тоже стало хорошо и спокойно. Это меня удивило — я знала, что в глубине души все еще на него сержусь. Все эти годы он не выпускал меня из виду и никак не давал об этом знать.
— Мно приснилось, что ты приходил ко мне в больницу, — прошептала я.
— Я приходил.
Утренние лучи осветили комнату. У меня было странное настроение — тревожное и радостное одновременно.
Держась за стену, я выползла на крыльцо. Рон стоял на полянке футах в пятидесяти от хижины и смотрел на небо. Да, он изменился. Стал выше, крепче.
Он здесь! Он вернулся домой!
Я осторожно спустилась с крыльца. Одеяло соскользнуло у меня с плеч. Босая, в ветровке, надетой поверх ночной рубашки, я заковыляла к нему. Услышав мои шаги, он повернулся и протянул ко мне руки. Я покачнулась, начала падать на него, и он едва успел меня подхватить.
— Какая реакция! — похвалила его я.
— Хорошо, что вовремя. Жаль, меня не было с тобой два месяца назад.
— Был. Все, что я делала для других людей, я делала, стараясь исправить то, чего не сделала для тебя двадцать лет назад.
— Значит, мы с тобой похожи. Я тоже старался жить так, чтобы исправить то, что тогда произошло.
— Знаешь, я сейчас не могу ни о чем думать, — призналась я. — Хочу только смотреть на тебя.
Выглядел он'стильно: брюки цвета хаки, высокие ботинки на шнуровке, серая рубаха с закатанными рукавами, дорогие золотые часы, густые темные волосы и сильные, натруженные руки.
— Ты отлично выглядишь, — сказала я и, вспомнив о своей уродливой ноге, тощей, бледной, покрытой шрамами, запахнула одеяло.
— Я никогда больше не встречал такой красивой женщины, как ты, — сказал он тихо. — Правда.
— Знаешь, я всегда боялась, что когда-нибудь встречу тебя случайно — в магазине, в ресторане. Узнаю тебя, подойду, а ты посмотришь на меня так, будто видишь впервые. Мне придется объяснять, кто я, я стану рассказывать тебе, как много ты значил для меня в детстве, а тебе все это будет совершенно все равно.
— А я представлял себе, как подойду к тебе, назову по имени, а ты отшатнешься, спросишь, чего мне от тебя надо, и будешь смотреть на меня, а видеть — моего отца.