Театральная секция ГАХН. История идей и людей. 1921–1930
Шрифт:
Сейсмограф зрительного зала чутко показывает как оживление театральной аудитории, верный знак общественного подъема, так и ее спад как симптом социальной депрессии. (К сожалению, смена взаимоотношений сцены и зала, периоды прилива и отлива зрительской массы на протяжении 1920-х годов, их причины, не в последнюю очередь – экономические, изучены недостаточно.)
Уже к 1925 году театры заполняются публикой. Но всплеск широкого интереса к ним обеспечен зрителем особого типа – зрителем нэповским. «Театр вышел на улицу, не стесняемый никакими предрассудками и предубеждениями. <…> Никогда буржуазия не стояла так близко к театру, как в наши дни. <…> После военного коммунизма контрреволюция ворвалась в театр и властвует над ним» [491] .
491
Петербургский. Борьба // Жизнь искусства. 1927. № 9. С. 1.
Слово произнесено: в театре – «контрреволюция».
Именно в эти месяцы, когда тема изучения зрительской массы обретает существенное значение для новой власти, осознавшей возможности театра как инструмента влияния не столько культурного, художественного, сколько общественно-социального (организующего), в рамках Театральной секции ГАХН создается комиссия изучения Зрителя.
Когда
492
Марков П. А. Художественная тактика современного театра. Протоколы № 1–4 заседаний подсекции Современного театра и репертуара и материалы к ним. 16 октября 1924 – 25 мая 1925 г. Протокол № 2 // Ф. 941. Оп. 4. Ед. хр. 11. Тезисы – л. 2–2 об. Прения – л. 4.
Не «воспринимающая жизнь» другого, о которой писал Южин, а – подготовка зрителя «к будущим битвам». Какие именно «битвы и сражения» имеет в виду критик спустя семь лет после октябрьских событий и два года – с тех пор как окончена Гражданская война, не уточняется. Но ожидания очевидны.
Комиссия по изучению Зрителя впервые появляется в отчете о работе Теасекции за 1925 год. Но только в гахновском Бюллетене (№ 2 за 1926 год) она названа комиссией по изучению рабочего Зрителя, во всех прочих документах ее называют комиссией по изучению Зрителя. Можно предположить, что структурное подразделение, созданное по указанию сверху, быстро подчинилось интересам исследователей, утратив конкретизирующее определение. Во всяком случае, проблематика прослушанных на подсекции докладов оказалась много шире (хотя и включала в себя размышления о зрителе рабочем).
Возглавил новую специализированную группу Теасекции профессор Н. Л. Бродский [493] . Выходец из русской провинции, историк литературы старой школы, педагог, руководитель Тургеневского семинара в Московском университете, известный работами о творчестве Лермонтова, Тургенева, Достоевского – но не человек театра, Бродский взялся за дело с присущей ему основательностью и с традиционными представлениями о театре как воплотителе готового текста, искусстве не самостоятельном.
493
Бродский Николай Леонтьевич (1881–1951), историк литературы, педагог, литературовед. Родился в Ярославле, позже семья переехала в Рязань, где он окончил гимназию, затем – историко-филологический факультет Московского университета. За участие в студенческих беспорядках две недели отсидел в Бутырке, откуда был выслан в Рязань под надзор полиции (1901–1902). В 1904–1907 годах преподает в Екатеринославе и Нижнем Новгороде. Переехав в Москву, становится членом Общества Российской словесности (1910) и членом Общества истории литературы (1911). Один из организаторов Первого Всероссийского съезда учителей словесности, прошедшего на рубеже 1916–1917 годов в Москве. С 1 февраля 1922 года – сотрудник Теасекции РАХН, где занимается описанием материалов музея А. А. Бахрушина. С 1926 года – профессор МГУ, где организовывает и ведет Тургеневский семинар (изучение творчества писателя стало одной из главных исследовательских тем Бродского). Сотрудником ГАХН пробыл дольше, чем кто бы то ни было, по 1934 год.
На заседаниях комиссии с осени 1925 по 1928 год режиссерами, социологами, критиками, театроведами было прочитано около двух десятков докладов. Они предложили определенную систему в формулировке задач и в последовательности их рассмотрения.
Обращает на себя внимание, что среди докладчиков немало людей сторонних – И. А. Кубиков [494] , Н. П. Федорова [495] , В. В. Тихонович [496] , сотрудники не входившей в состав Теасекции Мастерской А. В. Трояновский [497] и Ю. В. Недзвецкий [498] и др. Собственно, именно они занимаются зрителем рабочим. Когда же с сообщениями выступают Марков, Сахновский либо Фортунатов [499] , то либо они говорят о некоей общетеоретической проблеме, либо – тезисы демонстрируют «ненужный» уклон (как в случае с А. А. Фортунатовым).
494
Кубиков (наст. фам. Дементьев) Иван Николаевич (1877–1944), литературовед из рабочей среды (типографский рабочий). С 1902 года член РСДРП, ее меньшевистского крыла. Начал печататься под псевдонимом Квадрат. Автор книг о рабочем классе в литературе, Некрасове, Горьком и пр., позднее запрещенных (см.: Блюм А. Запрещенные книги русских писателей и литературоведов. 1917–1991. Индекс советской цензуры с комментариями. СПб., 2003. С. 306).
495
Федорова Н. П., театральный рецензент Главполитпросвета. Сведений о докладчице отыскать не удалось, кроме того, что в РГАЛИ сохранились ее письма к Л. Я. Гуревич, Вс. Э. Мейерхольду и М. О. Кнебель, подтверждающие длительность присутствия Федоровой в театральной жизни Москвы.
496
Тихонович Валентин Владимирович (1880–1951), режиссер, театральный деятель. Высшее образование получил в Харьковском университете по отделению естественных наук. Был оставлен при кафедре сравнительной физиологии как биохимик. Во время университетского курса за участие в студенческой забастовке был исключен и выслан. В 1904 году выступил с речью на Съезде преподавателей средней школы, потерял работу педагога и был вынужден перейти на частные уроки. В 1910 году переехал в Москву и работал в области народного образования – в земских и кооперативных учреждениях, а также общественных организациях содействия народному самодеятельному театру. Читал лекции в Московском городском народном университете имени А. Л. Шанявского, писал статьи. В автобиографии (1926) сообщает, что уже «ко времени революции сложился как марксист» и что революция стала для него «поворотным моментом
497
Трояновский Андрей Владимирович, сотрудник ГАХН по Социологическому отделению, «с момента организации <Экспериментальной> Мастерской в марте 1925 года состоящий заведующим Научным отделом и непрерывно избираемый на должность председателя Президиума» (см.: Ф. 941. Оп. 1. Ед. хр. 80. Л. 59). Изучал зрителя и позднее, но уже в связи с киноискусством. Опубликовал (совм. с Р. И. Егиазаровым) работу «Изучение кинозрителя» (М.; Л.: ГИЗ, 1928), на которую и сегодня ссылаются исследователи. Упоминается в авторитетном современном справочном издании: Социология в России. М.: Институт социологии РАН, 1998. Под ред. В. А. Ядова.
498
Недзвецкий Юрий Владимирович (1907–1992), актер, режиссер, педагог. С 1926 года сотрудник, с 1927 года – в труппе МХАТ.
499
Фортунатов Александр Алексеевич (1884–1949), историк, просветитель, педагог. В своем Curriculum Vitae 5 ноября 1924 года Фортунатов писал, что родился близ Москвы в семье (будущего) профессора Петровской академии, Московского городского народного университета имени А. Л. Шанявского А. Ф. Фортунатова. До 15 лет – домашнее образование, затем окончил киевскую гимназию и в 1903 году поступил на историко-филологическое отделение Московского университета. По окончании курса был оставлен на кафедре всеобщей истории (у проф. Д. М. Петрушевского). В 1909 году совершил длительное путешествие по Италии. В 1917 году избрал темой магистерской работы «Генуэзские поселения в Крыму», но после революции уже не мог посещать итальянские архивы и диссертацию не защитил. Преподавал в школах и в Московском университете имени А. Л. Шанявского. С 1916 года – приват-доцент Московского университета. В 1919 году в связи со службой на 1-й Опытной станции Наркомпроса проводил обследование памятников древнерусского искусства в г. Боровске Калужской губернии. Водил экскурсии по художественным галереям, читал лекции. С преобразованием историко-филологического факультета в ФОН (Факультет народного образования) с 1921 по 1923 год занимал кафедру истории народного образования. С 1920 по 1924 год «в течение 4 с половиной лет руководил эстетически-просветительным подвижным театром в деревне (исп[ытательной] 1-й опытной станции по народному образованию близ г. Боровска и Малого Ярославца). Работа театра носила строго эстетический характер, ставились пьесы исключительно классиков (Пушкина, Мольера, Лопе де Вега, Гюго, Островского, инсценировки Боккаччо) в возможно более тщательном исполнении и возможно более художественно разработанной постановке (при минимальных средствах). Цель театра была – культивирование эстетических эмоций в крестьянской массе как путь к подлинной культуре деревни» (Ф. 941. Оп. 10. Ед. хр. 652. Л. 2–2 об.). В 1926 году Фортунатов – ученый секретарь Комиссии по художественному воспитанию Физико-психологического отделения ГАХН. 2 декабря 1927 года отстранен от должности ученого секретаря (Ф. 941. Оп. 10. Ед. хр. 652).
Сохранившиеся тезисы докладов и стенограмм обсуждений на Театральной секции (с привлечением отдельных документов Философского отделения, в частности его Комиссии по изучению художественной формы, Социологического отделения, Комиссии по изучению проблемы общего искусствоведения и эстетики и некоторых других) восстанавливают ход важных дискуссий о роли зрителя и путях (возможностях) эволюции театра 1920-х годов. Для уяснения историко-культурного и общественного контекста использованы и выразительные материалы прессы тех лет.
Из докладов явствует, что пробовались различные подходы: от анкетирования и специальных ознакомительных театральных экскурсий до попыток фиксации зрительских реакций на отдельных спектаклях – исследователи пытались описать реакции публики, осознать происходящие перемены.
Читать вступительные слова перед спектаклем или не читать, учитывать, где именно сидит в зале зритель, в партере или на галерке, или нет, рассматривать смешанный зал – либо заранее дифференцировать публику по социальным категориям – все это становится предметом обсуждения на Теасекции.
На зрителя-рабочего влияют другие, сидящие рядом. Само присутствие наблюдателя вносит искажения в реакцию испытуемого, нечто меняя и в восприятии публики, и в словесных формулах ее ответов, подобно тому как внесение магнита дисциплинирует и организует хаос металлических опилок. Понимается, что позиция исследователя должна быть элиминирована, то есть вопросы анкеты никоим образом не должны подталкивать отвечающего к определенному ответу, но методика создания таких анкет еще не выработана (не выверена нейтральность формулировок, не введена специальная система контрольных, перепроверяющих вопросов и т. д.). Авторы докладов отмечают и то, что непосредственные «вялые» реакции зала на спектакль могут соединяться с энтузиастическими положительными отзывами, данными в письменной опросной анкете, то есть существуют «ножницы» между реакцией органичной, непосредственной – и пониманием того, как «надо» отвечать на вопросы, вероятно воспринимающиеся аудиторией как начальственные.
«Вопрос об изучении зрителя и его реакций является основным, кардинальнейшим вопросом нашей театральной работы, – писал театральный журналист. – <…> Каков социальный состав этих зрителей? Каковы их требования к репертуару, режиссуре, игре и оформлению? Как реагирует зритель на спектакль академический и спектакль революционный? <…> Где материалы для ответа на все эти вопросы? Увы, их нет, или, вернее, их очень мало!» [500]
На эти и многие другие вопросы должны были ответить собравшиеся в Театральной секции люди театра, искусствоведы, философы, психологи, педагоги: каков он, этот «новый зритель», чего хочет, на что надеется, что способно увлечь его за собой. Как искусство сцены может ответить на вызовы времени.
500
Загорский М. Как изучать зрителя. В порядке дискуссии // Новый зритель. 1925. № 28. С. 8.
Театральное дело и театральная публика после Октября
Профессор-литературовед, автор трудов по истории западноевропейской литературы, казалось бы, страшно далекий от жизни народных масс и понимания их душевных движений, П. С. Коган проницательно писал в 1919 году:
«…небывалое оживление театральной жизни в России объясняется <…> колоссальным размахом нашей революции, разбудившей в широких массах жажду осознать себя как великое целое. <…>