Тень Беркута
Шрифт:
– Нет, здесь другое... Сила в него вложена без его ведома. И – сила пассивная. Даже оборотень не сумел ее унюхать. Лишь я почувствовал.
– Почему ты думаешь, что он не осознает этого могущества? – недоверчиво переспросила Морена.
– Потому что видел его без сознания, втоптанным в снег братьями твоего чудища. Скажите, стал бы кто-либо из нас, драться на кулаках?
Морена призадумалась.
– Похоже, придется лично заняться Найдой.
– Если рассчитываешь на оборотня, то сразу забудь. Очевидно, тогда не было прямой угрозы жизни, и Сила не вмешалась в их поединок. Но, если дойдет
Морена нервно закусила губу.
– Ты что – глухой? Я же сказала: займусь лично!
Велес промолчал. А тогда прибавил задумчиво:
– Что ж, попробуй... Но мой совет: не делай этого в Галиче. Там слишком сильно влияние Единого.
– Может не стоит рисковать… – Перун серьезно посмотрел ей в глаза. – Я бы не церемонился. Мертвый враг лучше сомнительного союзника.
– Не беспокойся, – улыбнулась Морена. – Я выманю его сюда. В моем замке сила Единого ничего не будет стоить. Вот тогда и решим, что нам – с ним делать...
Велес удивленно возвел брови.
– Ты уверена, что он захочет по своей воле сюда прийти?
– Сам же говоришь, что у смертных всегда на первом месте женщина. Вот ею я его и приманю.
С подобным аргументом не мог не согласиться даже Велес.
– Гм... Ловушка с такой наживкой должна сработать... Но советую поторопиться. Пусть все произойдет, прежде, чем он осознает, кем может стать в действительности.
– Согласен, это и в самом деле может сработать, – признал и Перун. – И хоть Морена помешала тебе объяснить, чего стоит эта, как ее – Руженка, думаю, теперь нам всем следует на нее взглянуть.
Он хлопнул в ладони, и чародейское зеркало послушно снялось со стены, а затем выплыло на середину гридницы.
– Покажи ее, – не повышая голос, приказал Перун, и темный овал в то же мгновение исчез, а перед богами появился берег Луквы, густые ивняки и ...
Опираясь одной, правой, рукой на ствол плакучей ивы, спиной к ним стояла молодая нагая женщина. Она наклонилась через узловатый корень и левой, самими лишь щепотками пальцев, пыталась выхватить из воды что-то похожее на платок или плахту. Светлые волосы ее, как и ветви дерева, почти касались воды, к сожалению, полностью закрывая лицо. Но и без того была во всей ее фигуре такая естественная грация и обольстительность, что Велес поневоле щелкнул языком.
– Годится, – должен был признать и Перун. – За такой придет. Без сомнения... Вот только б не вышло из той затеи чего-то еще худшего?
– А мы у Книги спросим, – вмешался Велес. – Вот и будет повод проигрыш отдать... Но сначала я бы еще на орду глянул...
– Без меня, – поднялся с кресла Перун. – От их косоглазых, натертых бараньим жиром морд меня уже тошнит... Я – лучше подремлю. Как поднадоест миловаться монголами – позовете. Или, обойдусь... Потом расскажете. Устал я чего-то. Скорей бы уже все закончилось. Или безграничная власть, или полное забвение. Надоело перебиваться с кваса на воду. – Он развернулся и, тяжело опираясь на двух поветруль, двинулся прочь.
Морена и Велес провели его озабоченными взглядами и удивленно переглянулись.
– Чудит...
– А, не обращай внимания, – отмахнулся Велес. – Сама знаешь, что апатия на всех нас время от времени
* * *
Сыновья просторных безграничных степей не любили поселки и городки. Дома, клети, частоколы, – все это ограничивало им поле зрения и раздражало. Но мрачный, зловещий лес раздражал их еще больше. Потому, что ордынцы – боялись его. Необычные для глаза, обомшелые суровые великаны, которые закрывали солнце, своим диким видом напоминали им край, где согласно легендам живут лишь кровожадные мангусы, – злые духи, которые питаются кровью и душами монголов. Из-за этого сотник передового чамбула из тумена Бурунди-бегадура Мухта Юсуф приказал своим воинам остановиться на ночевку в только что захваченном поселке.
Деревянные жилища все еще продолжали гореть, и странные тени, будто выскакивая из черноты ночного леса, навевали суеверным степнякам чувство беспокойства и тревоги.
Сотник был голоден, сердит и недоволен.
Голодный, потому что взятые с собой припасы закончились, а в клетях захваченного поселка оказались пустые закрома. Все добро, вместе с женщинами, скотом и детьми, урусы спрятали в бескрайнем лесу.
Сердитый, потому что сами они, почему-то вернулись назад и круглые сутки упрямо защищали никому не нужные пустые здания. До конца...
Недовольный, потому что, понадеявшись на свежую добычу, приказал воинам не брать из лагеря пленниц. И должен был теперь коротать ночь один, в холодной палатке.
Мухта Юсуф окликнул десятника Керима. Тот поспешил к палатке сотника и угодливо поклонился.
– Сколько было урусов?
– Почти полсотни.
– Сколько погибло воинов?
– Шестеро*... /*В войсках Батыя подсчитывали только погибших монголов. Воины других, завоеванных ими племен – кипчаков, половцев, славян, которые были удостоены чести первыми атаковать врага, во внимание не принимались. Прим. Автора./
– Почему так много? – недовольно возвел брови сотник. – Шестеро погибших и никакой добычи. Тысяцкий Муса Джалиль-оглы будет сердиться!
– Урусский воин засел на дереве и стрелять стал лишь после того, как началась битва. В спины задних...
– Поймали?
– Нет, он стал перепрыгивать с ветки на ветку, и нашим лучникам пришлось убить его, чтоб не убежал.
– Разве нельзя было только ранить?
– Так и сделали, мой господин, – опять поклонился десятник, но, упав с такой высоты, урус свернул себе шею. И оказался молодой женщиной...
– Женщиной? – удивился Мухта Юсуф.
– Да, господин.
– Тем более жаль, – недовольно покрутил головой сотник. – Пробовали отыскать следы других жителей?
– Следы есть, но в лесу быстро темнеет, поэтому нам пришлось прекратить поиски.
– Завтра продолжите, – потер руки сотник. – Без мужчин все они станут легкой добычей. И тогда кровь шести воинов окажется пролитой не зря.
– Да, мой господин.
– Иди, Керим, – милостиво отпустил десятника Мухта. От мысли, что завтра он будет иметь возможность взять очередную добычу, у монгола улучшилось настроение. И он перестал замечать и холодную ночь, и черноту леса.