Тень Люциферова крыла (Посланник)
Шрифт:
– Километров сорок, не больше. До Огнь-реки еще столько же, а упали мы, наверное, на край Дикого поля, о котором говорила Ягойой.
– Ты хорошо видишь в темноте?
– Почти как днем.
– Тогда пошли пешком.
– Не спеши.– Никита встал, поправил плащ, огляделся, прислушиваясь больше к себе, чем к звукам вокруг, и махнул рукой.– Давай в ту сторону.
– Там же болото!
– Вот и проверим свойства плащей. Баба Яга говорила, что в них можно ходить по болотам. Потом вылезем на холм и заночуем. Есть
– Вооружиться на Диком поле?
– Угадал, телепат...
Они осторожно двинулись по упругой поверхности мхов, покрывающих болотце, к его центру, затянутому ряской и водорослями, и вскоре убедились, что их держит не только мох, но и грязевая трясина! Плащи Ягойой не то уменьшали вес владельцев, не то увеличивали поверхностное натяжение воды - по прикидкам Такэды, привыкшего все анализировать и. объяснять хотя бы для себя.
Но, главное, плащи действовали.
Выбравшись из болота и взойдя на ближайший холм, путники залегли в кустах, на сухих подушках все того же пушистого мха, и стали дожидаться утра. Обоим хотелось спать, но память продолжала прокручивать события прошедшего дня, и призывала к осторожности, хотя в "скафандрах" диморфантов им был не страшен никакой зверь.
– Если Яга хаббардианка и сестра Хуббата, - завел разговор Толя о том, что его мучило, - то она сестра и Вуккубу.
– Логично, - согласился Сухов, думавший о своем.
– Но если Хуббат - триглав, то и Вуккуб тоже?
– Логично.
– Жаль. Мне он нравится с одной головой. Но тогда и Ягойой, то есть Баба Яга, триглав? Горб ее помнишь? Там, наверное, она и прячет остальные головы.
– К чему ты клонишь?
– Да так, рассуждаю. Прослеживается интересная схема злых сил: и баба Яга, и ее братья, и Змей Горыныч - олицетворение зла в русском фольклоре, все они трехголовые монстры. Понимаешь?
– Не понимаю. Ну и что?.
– Я и сам пока толком не понимаю. Только уж очень подозрительно, что зло - трехлико. Кстати, и Соловей-разбойник здесь не одинок, с сыновьями своими тоже троицу образует.
– Не вижу связи. Троица бывает и добрая, положительная.
Спи, утро вечера мудренее, я пока покараулю.
Такэда затих.
Оба уснули почти тотчас же и не заметили, как из-под пня неподалеку вылез маленький человечек, заросший шерстью по глаза, величиной с два кулака, и утащил их узелок с едой.
Наутро первым, что у них исчезла снедь бабы Яги, спохватился Такэда. Причина пропажи выяснилась тут же: из-под пня, в небольшой норе торчал край платка, в который были завернуты пироги.
Никита вытащил платок, нагнулся и проговорил в нору:
– Вылезай, не то заколдую.
С минуту было тихо, потом послышался шорох, и перед глазами удивленных путников предстала маленькая, лысая, опушенная сероседым пухом, головка с глазами-бусинками, широким - до ушей - носом, с бородой и усами, скрывающими рот.
– Лопни мои глаза - гном!– тихонько, прошептал Такэда.
– Вылезай,
– А колдовать не будешь?– неожиданно хриплым басом спросила кроха.
– Не буду, - засмеялся Никита. Сел на мох напротив пня, поджав ноги.– К-то будешь-то?
– Лесовик я, Жива.– Гном выполз наружу, похожий на постаревшего и поседевшего мохнатого Чебурашку.
Путешественники переглянулись.
– Жива, говоришь? А тот Жива, что у Ягойой ютится, не родственник тебе?
– Брательник старшой.
Такэда фыркнул.
– По-моему, они все тут в родстве, хаббардианцы замаскированные.
– Не-е, - застеснялся лесовик, - не хабдерьянцы мы, лес бережем, чистим, расколдовываем.
– Как это?
Человечек наставил ручонку на мухомор, выглядывавший из-под мха на краю поляны, и тот вдруг лопнул бурым облачком дыма.
Запахло горелым.
– Нежить-ухо, - пояснил лесовик.– Землю ест и рямит.
– Заболачивает, - шепнул Лингвер.– От слова рям - болото с-порослью.
– Не наше оно, - продолжал Жива, - гиблое, все время пищит и струнит, и бухает, жить не дает.
– Струнит?– Такэда посмотрел на Сухова.– Не слишком вразумительно.
– Эта "нежить-ухо" связана с Чертовым Кладбищем, - нахмурился Никита.– Видимо, рождена демонической радиацией. По сути, подслушивающее устройство демонов и одновременно эффектор, разъедающий трехмерность. Вот почему здесь так много болот.
А лесовики с ними борются, в меру своих сил, конечно. Интересно, кто их оставил и как давно? И много вас. Жив-то?– обратился танцор к лесовику.
– Не-е, - сожалеюще ответил старичок, - совсем мало осталось, дюжины две на Порубежье. Померли все, старые, а юноты нету.
– Кто же вы, откуда взялись?
Лесовик вздохнул совсем по-человечески, провел ладошкой по лысине.
– Забытые мы, никому не нужны...
– "Мы - забытые следы чьей-то глубины", - негромко продекламировал Такэда.– Есть у Блока такие строки: "Зачумленный сон воды. Ржавчина волны. Мы - забытые следы чьей-то глубины".
Да-а, повеселилась здесь свита Люцифера, много зла оставила в наследство Руси. Видно, и маг, к которому нас направили, не справляется. Вовремя ты здесь появился, Посланник.
– Ас?– подался вперед лесовичок, подставив к уху ладошку.– Не ослышался я, часом? Ты Посланник будешь?
– Он самый, - подтвердил Толя.
– Ой, радость-то какая!– Старичок вдруг заплакал и засмеялся одновременно, клубком прокатился по земле, не шевельнув ни одной травинки, и скрылся в своей норе.
– Вот не чаял дожить, - донеслось оттуда, и все стихло.
– Псих, - сказал Такэда, встретив взгляд Сухова.– И ворюга.
– Не обижай маленьких, - покачал головой тот.– Они слишком долго ждали перемен, не в силах совладать с деструкцией пространства собственноручно.