Тень над скульптурой
Шрифт:
– Ну? Уже вторая пошла.
Встревоженная, Карина часто дышала приоткрытым ртом, как будто, как всегда проснувшись вполне обычным утром, вдруг обнаружила, что позабыла где-то в мире сна родной язык… Да разве подвластно окостенелому человеческому языку описать весь тот взрыв необузданных эмоций, проносящийся ураганным вихрем через всю грудь, через хрупкое сознание, переворачивая устоявшееся мировоззрение?
– Это было настолько быстро, что я и дорогу-то разобрать не могла. Только тяга в груди и ногах…
– Дело привычки. Поначалу все преувеличенным кажется.
– И вот опять! – задорно воскликнула она. – Вы говорите
– Но я, правда, привык к быстрой езде… Через года тренировок скорость ощущается как обыденная работа, которая, разве что, слегка будоражит.
Она взглянула на монитор и звонко засмеялась:
– Мы же проехали поворот! Теперь обратно возвращаться придется.
– Пустяк, а не беда.
Александр вывернул руль, пересек сплошную, пустил спорткар галопом по пустынному шоссе, наслаждаясь каждым ускользающим моментом поездки с намерением как можно дольше удержать подле себя незнакомку, которая именно в этот темный вечер негаданно-нежданно показалась ему необычайно близкой, словно их уже как несколько лет сближали дурманные слова…
– А звезды-то здесь совсем иначе выглядят… – заметил Катаев, сцепив руки за затылком. – Я таких давно не видел. Кажется, будто с самой юности. А с той поры, видимо, целая вечность прошла… Эти звезды совсем другие, не такие, как в городе. В городе все иначе, все по-другому. Куце и уродливо, а здесь…
– Ну? Ну? – задергала Карина Александра за рукав, вместе с ним задирая голову кверху. – Какие они тут? Расскажи еще.
Они стояли перед ветхим забором, с которого практически полностью слезла когда-то голубая краска, который местами, не выдерживая отравляющее гниение, разваливался. В старом перекошенном доме горели чернотой окна. Белый узорчатый тюль, принесенный прямиком из Советского Союза, пугливо выглядывал потрепанным привидением. Времени – почти что половина двенадцатого. Ночь надвигалась чудесная. Красивая. Темная и прозрачная. Облака, как по заговору, разбежались кто куда, дав вволю белоснежным жемчужинам-звездам, что скапливались целыми гроздьями, пульсировать крохотными каменными сердцами…
– Слова разбегаются… В городе, пронизанном неестественностью, считай, ночи почти что прозрачные, а тут как будто бы покрывалом застелили небосвод.
– Порой так и тянет рухнуть навзничь на траву, заглядеться этим небом и каким-нибудь чудом унестись бороздить космические просторы, чтобы только вырваться из этой дыры…
Александр взглянул на девушку с кроткой улыбкой. Они касались друг к друга плечами, как будто бы удерживая тепло худых тел, что так и порывалась растворить прохлада.
– Считаешь меня глупой? – неуверенно, потупив взгляд, пролепетала Карина.
– С чего бы это вдруг? Знала бы ты, насколько долго я не замечал подобные мысли. Вокруг все про деньги, дела, какие-то товары, интриги, а сейчас… А сейчас все иначе, даже слова иначе звучат.
В знак признательности она миловидно улыбнулась. Сумеречная прохлада коснулась ее кожи – Карина поднесла ко рту кулачки, задула на них. Александра как током ударило:
– Что же ты молчишь, раз замерзла?
– Просто я так давно не разговаривала. В том смысле… Именно так, а не по всякой светской ерунде… Вот и трясусь, чтобы продлить свою маленькую радость. Жертва ради разбавления скучного и невыносимо бренного существования.
– Завтра рано вставать?
–
– К счастью… – не выдержав, всплеснул руками Александр. – Да что мы знаем о счастье… И почему смеем какие-то пустяковые события приписывать именно ему?
– О том я и говорю. Мне не хватало этих разговоров, всюду попусту трясут воздух, как липу…
– Еще наговоримся, – твердо заверил Катаев. – А теперь беги домой. Нечего мерзнуть.
Карина развернулась…
– Постой!
Он ухватил ее за запястье. Фонарь луны прилип к звездному полотну. Час романтизма, час сентиментального звучания. Темнота. Лица как почти что скрыты от прозорливых ок мира… Мягкое касание губ… Карина вырвалась, стремительным шагом унеслась к старой калитке…
Легкость человеческих отношений. Когда тянет, хватай комету за хвост наперекор всем пожарам стеснений, глупым опасениям, навязанным предрассудкам… Иначе потом, когда-нибудь под вечер или ночью, жалость упущенного сдавит грудь…
Он выехал на шоссе. Пустота и ночь. Тишина непривычно давила на барабанные перепонки. Даже удивительно, насколько пустым может казаться мир… Включил радио – певец в годах затянул душевную лирику. Медленно покатил по асфальту, утопая в омуте нечетких дум…
Сиротливым светлячком небольшой светильник разбрасывал лучи по кабинете, несмотря на утро, проливающее хмурые краски на светлый интерьер.
– Договорились-то как? – нервно сжимая и разжимая пальцы, нетерпеливо ждал Игорь Валентинович.
– Я дал ему внести только тридцать пять процентов. Теперь каждый месяц придется отсчитывать ему. Правда, переплата ниже выходит, если сравнивать с банком, но…
– Не жадничай, – по-отцовски добродушно, но вместе с тем с холодной суровостью наставника, лязгнул Знойнов. – В конце концов, у тебя накопления на черный день под процентами.
– Убытки, убытки… – обронил слова, словно осенние листья, Александр и поднялся с темно-зеленого кресла. Он медленно прошагал вдоль книжного шкафа к окну. На дворе темную зелень, постепенно готовящуюся растерять свои соки и окраситься в грязно-желтый, затемняли тяжелые серые облака. – Без них никуда. А они ведь даже не показатель успешности.
– Так уж и быть, – загромыхав смехом, загорланил Игорь Валентинович, – как-нибудь загляну в твою очередную богадельню. Подниму выручку.
– Обязательно, но не сейчас. Делать там нечего. Кухня пустует, а вместе с ней и зал.
– Хоть стихи сочиняй, – брякнул Игорь Валентинович. – Пустоту-то когда заполнишь? Часики-то тикают, деньги-то утекают безвозвратно, – и он постучал указательным пальцем по запястью. – Хрен вернешь что назад.
– Через неделю открытие. Больше-то проблем в рабочих руках. Попробуй отыскать их. В наши-то дни только за благородные дела берутся, и то, если они хорошо оплачиваются…
– Но с официантами-то проще?
– Простаков не так уж и много, но люди есть. Вопрос только в их качестве…
– И цене.
– И то верно: все вопросы упираются в цену. Вот, например, сколько стоит счастье?
– Опять чертову шарманку заводишь…
Игорь Валентинович поднял на Александра такой взгляд, от какого всякий непременно устыдился бы и тут же закрыл бы рот на замок, чтоб не нарушать игру влиятельной личности. Но Катаев и бровью не повел. Скрестив руки на груди, он опирался о подоконник с намерением не отступать ни на шаг назад.