Том 6. Казаки
Шрифт:
— «Что мой-то здоровъ ли, батяка?» спросила она. —
— «Чего ему длается, Фомушкины боченокъ привезли, онъ и такъ пьянъ надуется, въ станицу нече здить», отвчалъ батяка Епишка, поднимаясь по сходцамъ.
— «Да чихирю, баба, принесь», крикнулъ онъ. Живо!»
Батяка Епишка былъ второй братъ одной изъ самыхъ старыхъ по роду и зажиточныхъ казачьихъ семей Гребенскаго полка. — Ддъ его Илясъ Широкой еще во времена совершенно вольнаго казачества долго служилъ по выбору атаманомъ, бился съ горцами, имлъ много ранъ, былъ жалованъ Царицей и имлъ холопей, отецъ его, ддука Иванка, нсколько разъ былъ избираемъ обществомъ въ станичныя и полковыя должности, но всегда отказывался за одиночествомъ и всю жизнь служилъ простымъ казакомъ, занимаясь хозяйствомъ и охотой.
Товарищъ и сосдъ Епишки, молодой казаченокъ Кирка былъ человкъ бдный и сирота. Онъ еще ребенкомъ 5 лтъ остался у матери посл смерти отца. Старуха въ бдности взростила его и собрала въ казаки. Она любила его, какъ любятъ дтище, на которое положена вся жизнь матери. Она не могла нарадоваться на своего Кирушку, и вс сосди и станичники знали малаго за парня почтительнаго, смирнаго и умнаго. Объ одномъ горевала мать, что связался съ сосдомъ ея Кирушка, какъ бы дурному не научилъ его нехристь то этотъ. — А теперь бы только женить мн его, такъ и умереть можно спокойно, — думала она.
Кирка, поставивъ лошадь, полъ рыбки сушеной и лепешки, которыя ему принесла мать, и, захвативъ въ рукавъ черкески горсть смечекъ, побжалъ къ сосду. —
— «Пей!» закричалъ ему Епишка, подавая налитую чапурку вина. Казаченокъ перекрестился, выпилъ, Епишка допилъ остальное, отеръ рукавомъ бороду и оба пошли на площадь.
— «Слыхалъ, что Черный про коней сказалъ?» спросилъ Епишка, когда они вышли. —
— Про Ногайскихъ то? возразилъ Кирка. —
— «А то про какихъ же? Что, баитъ, много ли табуновъ угналъ? Вдь это про вчерашнихъ. Все знаетъ, чортъ! Пойти чихиремъ поклониться ему надо».
Кирка недоврчиво посмотрлъ на своего товарища. «Гд жъ ему видать ихъ?» сказалъ онъ. «Мы ихъ ночью прогнали, а въ камышахъ то кто ихъ найдетъ». —
— «Дуракъ, дуракъ!» недовольно возразилъ Епишка. «Вдь онъ кто? колдунъ! А кто заплуталъ то насъ въ степи? разв даромъ».
Кирка ничего не отвтилъ, но по умному лицу его видно было, что онъ плохо врилъ въ знаніе колдуна. — Рчь шла о ногайскомъ табун, который казаки вчерашнею ночью украли въ степи и, съ тмъ, чтобы нынче ночью перегнать дальше за Терекъ, спрятали въ камышахъ подъ станицей.
— «Ты не толкуй», продолжалъ Епишка, съ покровительственной лаской обращаясь къ Кирк: «а сходи
— «Ладно», сказалъ, чуть замтно улыбаясь, Кирка: «я схожу, а ты гджъ, въ хоровод будешь?»
— «Ну да, гулять буду!» крикнулъ Епишка и облако озабоченности, которое налегло на него во время этаго разговора, мгновенно изчезло съ его лица.
— «Гей вы, казаки!» крикнулъ Епишка, обращаясь къ тремъ молодымъ казакамъ, выходившимъ изъ-за переулка. Цпляйся рука за руку, къ Ямк пойдемъ, я угощаю».
— «Аль посчастливилось? Чтожъ, дло хорошее», отвчали казаки одинъ зa другимъ, присоединились къ нему, взялись рука за руку и, громко разговаривая, пошли по улиц; нкоторые изъ нихъ были уже пьяны. По дорог они забирали съ собой всхъ, кто попадался, и когда дошли до площади, ихъ было уже человкъ 15. Епишка, говорившій совершенно спокойно и разсудительно нсколько минутъ тому назадъ бывши одинъ, теперь въ толп казался совершенно навесел. Онъ сбилъ на бокъ шапку, раскраснлся и на всю станицу заливался псней, которую вторили ему товарищи; бабы и старые старики, которыхъ не захватывали съ собой, только покачивали головами, глядя на эту занимающую собой всю улицу вереницу. — Ну, теперь на недлю загуляли казаки, — говорили они. Все этотъ чортъ, прибавляли они, указывая на атлетическую фигуру и красную большеротую рожу Епишки.
На площади двки выскочили изъ хороводовъ и подскочили къ нему. «Вишь пьяница», говорила одна: «чмъ въ хороводы играть, съ стариками пить идешь». — «Откупись отъ двокъ, а то не пустимъ», говорила другая. — «Давайте жъ, двки, не примемъ его въ свою бесду», пищала третья. — «Дай срокъ» улыбаясь своимъ широкимъ ртомъ, сказалъ батяка Епишка: «дай срокъ, съ казаками погуляю и на васъ останется».
— «Да не приходи, пожалуй, не надо тебя», сказала Марьяна, та высокая красивая двка, которая разговаривала съ Киркой.
— «Ей Богу, приду, Марьянушка», отвчалъ Епишка и, растолкавъ двокъ, дорвался до Марьянки и обнялъ ее: «съ Киркой приду, во какъ! Ты полюби его, мамочка!» шепнулъ онъ ей.
— «Самъ его съшь, Кирку твоего», громко и сердито отвчала Марьяна и, вырвавшись, такъ сильно ударила казака по спин, что рукамъ себ сдлала больно. Двки засмялись. — «Ну, идешь что ли къ Ямк то?» сказалъ старый казакъ, желавшій поскорй добраться до чихиря.
— «Идемъ, идемъ!» отвчалъ Епишка: «а вы, двки, какая изъ васъ, бги за мной къ бабк. Чихирю на вашъ хороводъ ведро жертвую, бабка отпуститъ. Нельзя. Двки хороши!»
— «Да и медку то пришли».
— «Ладно. Батяка Епишка гуляетъ нынче, такъ знайте», сказалъ онъ и снова, взявъ казаковъ справа и слва, пошелъ дальше. — Востроглазая Степка, которую вся станица уже знала за любовницу Епишки, вызвалась пойти зa угощеньемъ. Кирка отсталъ отъ казаковъ и остался въ хоровод.
На зар[46] Кирка шелъ домой, Марьяна, отворивъ двери, вышла къ скотин. Онъ вскочилъ къ ней: «Мамушка! что хочешь, длай, завтра женюсь». — Она, растерянная и счастливая, выбжала изъ клевушка къ матери. Что будетъ теперь. — Кирка сталъ ходить къ ней и въ станиц заговорили.
Въ это утро Дампіони приходилъ и научилъ Ржавскаго. Онъ напоилъ Хорунжаго и мать. Марьяна жала ему руки, ревновала. — Цлую ночь.>
* №6.
Глава II. Кордонъ.
Молодые казаки гуляли до свта. Кирка и товарищъ его Илясъ рано утромъ должны были идти на кордонъ за пять верстъ отъ станицы. —
Передъ зарей поднялся сырой туманъ отъ земли и окуталъ станицу. Туманъ уже серебрился и свтился, когда Кирка вернулся къ дому. Только вблизи, подойдя вплоть, онъ увидалъ мокрый заборъ и старыя гніющія доски своего крылечка. Хата однако была отперта и въ клети чернла отворенная дверь, сквозь которую онъ видлъ синюю рубаху матери. —