Том 6. Лимонарь
Шрифт:
Наш мудрый аптекарь Бургос никогда не отказывал влюбленным и с большими предосторожностями не попасться, отпускал граненый флакон с персидской наклейкой «Шуша» — как кашельного суропу — приторную микстуру: сладость ошеломляла без последствий.
Каетан победил смерть, стало быть, свидание с Исольдой не неисполнимо, в чем он уверил Тристана.
Встречая вечер Тристан говорил себе, что вот и еще день канул в вечность — приблизил день встречи, которая непременно будет: без этой веры он не мог бы прожить минуты.
Он
Во сне ему снилась ее душа: сотканная из тонких облаков нежных и чистых — поле — цветы — свет — тишина; с какой любовью она глядела на него и любовь в словах молчания.
Тристан всякий день писал письма Исольде. Письма — имена, в разнообразии имен — звук, образ и окраска его тоски.
В Нант нередко наезжал рыцарь Исольды Гарнот, с Гарнотом отправлялись письма в Корнуаль.
Женитьба Тристана, чего Тристану в голову не приходило, понята была Марком, как знак «остепенился» — Исольда — «белоручка» королевского рода! И подумывал, не вернуть ли Тристана в Корнуаль: имя Тристана громко.
Но, когда он сообщил Андрету, Андрет не задумываясь сказал:
— Если ты это сделаешь, я насильственно свергну тебя с престола!
— Не буду, не буду, — Марк поднял руки, обороняясь, и виновато присмирел, хотя Андрет бить не собирался.
Карлик Мядпауп пристально смотрел на Марка, совком высунув язык.
Андрет правил Корнуалем, а король Марк — ему остались: корона без встреваться и для забавы карлик.
— Вот ты мне пророчил: Тристан меня погубит. Ты все врешь.
— Да ты давно погиб, — отвечал карлик, своим совком дразня.
— И что за дурацкая привычка высовывать язык?
— Он у меня от времени сам вылезает. Мы с тобой отставные.
— Я тебя прогоню как собаку.
— Я не собака.
— Ну пес.
Карлик, выпуча глаза, убирал в рот совок, и снова высовывал, дразня.
А и вправду незавидная доля была короля Марка, всем командовал Андрет, а королева Корнуаля с того дня как Тристан покинул Корнуаль, голоса ее на приемах и праздниках не слыхали. Исольда затворница.
С Исольдой одна ее верная Брагиня. Ее называла Исольда святой черничкой — «девственница — мученица», что всегда вызывало смущение: время не изгладило памяти о первой брачной ночи.
С утра, как когда-то в Ирландии, обе были заняты с больными: они лечили волшебными травами — наука матери Исольды королевы Эмен; вечерами читали старинные ирландские повести, память о родине, и письма Тристана. Всякий день, всякий час, а мысленно всякую минуту повторялось имя Тристан. Это имя стало для Исольды стеклянным мостом из Корнуаля в Нант.
Из Нанта Тристан предпринимал путешествия — это разрешалось — по Малой
С болью прислушивался к рассказам о Исольде — рыцари бывали всюду и в Корнуале.
Его волновала всякая подробность. «Золотые волосы Исольды потемнели!» — замечание сразу приблизит Исольду: сравнивая с какой он прощался и ту, с какой он встретится, он чувствовал, как живое, и что ждет чего еще, сам не смея спросить.
* * *
Гарнот приехал в Нант, как всегда на краткий срок. И задержался, не собираясь возвращаться в Корнуаль: любовное приключение — какой же рыцарь без приключений!
Тристану Гарнот поверил тайну: жена Сегурандеса. И был убежден, шито — крыто. Но разве возможно что — нибудь скрыть в Нанте: чужая тайна — единственное развлечение, на что и звери падки. Тем более замешан иностранец. И Сегурандес, как говорили, принял надлежащие меры предосторожности.
Поле любви — широко и просторно, но и заставы. Кому, а Тристану как не знать! Свидания стали не безопасны. Гарнот попросил Тристана пройти вместо себя на разведку. В условленный час Тристан пошел. И наткнулся на Сегурандеса. Сегурандес поджидал у дверей и на стук, приняв за Гарнота, встретил Тристана копьем.
Тристан, как однажды Жучок с поля, дыша, добрел до дому.
Рана была не тяжелая — пырнул! — на турнирах на такое не обращают внимание, но копье было отравленное — Тристан слег и не подымался.
Единственное спасение — Исольда: тайна яда: отравленный меч Аморольта «за родину» и отравленное копье Сегурандеса «за друга» — в ее власти.
Давно был готов корабль, задержка из-за Гарнота, но теперь он немедля едет и вернется из Корнуаля не один, а с Исольдой — «во что бы то ни стало».
Он думал о Андрете: какую подымет против поездки Корнуальской королевы к ссыльному в Нант.
Тристан думал не о Марке — «короля не спросят», ни о Андрете, — «так его Исольда и послушает!» — он думал о Исольде: долг и любовь, что возьмет верх? ее любовь — как я люблю ее».
— Если Исольда... если ты без нее вернешься, подыми черный парус.
— Что за ерунда, — сказал Гарнот, — черный парус! Да у меня и нет такого.
Гарнот простился — верная любовь.
Исольда, ее брат Каетан, Говерналь, Сегурандес, без вины виноватый «обознался», и его жена не отходили от Тристана.
Дни ожиданий: боль и тоска.
Всякий день Каетан и Исольда бегают на пристань и подолгу следят за морем — им все кажется на горизонте машет белый парус. И уверенно возвращаются домой: