Тоомас Нипернаади

Гайлит Аугуст

– А моя Кати — чудесная!
– радовался Нипернаади.
– На десять уездов такой не сыщешь. Но уж и потрудиться пришлось, прежде чем я ее заполучил. Не слыхал о Пярыйыэском уезде, в трех днях пути отсюда? Три дня шагали с Кати, пока дошли сюда. Видишь, милый дядюшка, в какую даль приходится человеку забираться в наше время, чтобы найти себе умницу-жену. Девиц-то всяких хоть пруд пруди, а в жены ни одна не годится. Все этакие певчие пташечки, этакие морковки с гнильцой, носовым платочком обернулись, кто возьмет — в дураках окажется. А моя Кати

чудесная, она издалека, из уезда Пярийыэ.

– Чего тебе не искать, - мрачно заметил старый Яак, - молодой, свободный. А попробуй-ка в мои годы порыскать, погляди, как понравится! Ох, чует мое сердце, останется Хансуоя без хозяйки!

Нипернаади вдруг поднялся и сказал:

– Ну и болтун же я, только время теряю! Давно пора в поле быть, как обещал. Да и тебе от разговоров пользы нет, тебе теперь надо отдыхать да спать. Я велю Кати тебя проведывать, может, чего-нибудь нужно. Ручки у нее нежные, проворные — ее заботами быстро поправишься!

– Дорогой, дорогой ты мой родственник!
– воскликнул старый Яак вслед Нипернаади.

Нипернаади вышел во двор и остановился. Он был рад и доволен сегодняшним днем, он даже засвистал и поискал глазами свой каннель. Окажись тот под рукой, ох и сыграл бы веселый мотив! Господь услышал-таки его молитву, когда он позавчерашней ночью молился там, под открытым небом, возле ржаного поля.

Все еще может закончиться хорошо — или Кати уже не в хлеву и не радуется своей скотинке?

– Кати?
– Нипернаади подумал и тихонько вошел в сумрачный хлев.

Стадо уже выгнали в лес, но в углу хлева стоял теленок, и кати стояла перед ним на коленях:

– Как мне тебя назвать?
– ворковала она, гладя и обнимая теленка.
– Какое бы имя ты себе выбрал? Сиротка, Тулвуке, Синираа? Нет, не дам я тебе такое красивое имя — ты бычок. Сейчас-то ты смотришь на меня такими славными, влажными глазенками, сейчас ты маленький, молоденький, милый. Но скоро ты вырастешь, на голове появятся острые рога, глаза покраснеют, и ты нападешь на меня, как твой отец утром! Тут ты будешь свирепый дикарь и уже не поглядишь на меня, ту, что вскормила тебя молоком и зерном. Так, Сиротка, уже не будешь меня любить?

– Не буду!
– со смехом ответил Нипернаади.
– Тут я тебе ка-ак дам!

Кати вскочила, попятилась от теленка и смущенно остановилась.

– Чего же ты испугалась?
– спросил Нипернаади.

Кати подошла, улыбнулась:

– Мужчинам вообще нечего ходить в хлев, им тут не место. И я думала, что ты уже давно в поле!

– Ничего, мои работники сами управятся с овсом, - самодовольно бросил Нипернаади.
– Дядя уснул, и я пошел искать свою Кати. А маленькая Кати стоит на коленях перед теленком и говорит ему нежности.

– У тебя прекрасный дядя!
– в восторге сказала Кати.
– Его сын и невестка мне не понравились, они трусы. А дядя чудный. Видал, как он вышел против быка, такой большой, страшно свирепый, в одной руке бутылка водки, в другой кнут? Все попрятались, один он не

убоялся, встал перед быком, как великан. Я смотрела из ворот, и у меня дух перехватило — так было интересно и жутко. И сердце колотилось так быстро, того и гляди выскочит. Шутка ли выйти против озверелого быка и укротить его. Не наклонился бы твой дядя, не схватил бы палку, бык еще бы и отступил!

– А меня видела, как я действовал?
– спросил Нипернаади, задрав нос.

– Ты, конечно, тоже, - отвечала Кати, - но твой дядя был неповторим! Горой накатывался на быка, и кнут в руках так и стрелял — бах! бах! В жизни ничего подобного не видала! Подходит к нему и кричит: «Моя скотина должна меня слушать! Погоди, - говорит, - я научу тебя вежливости и послушанию!» Здорово так сказал. А как ты думаешь, Тоомас, если б он схватил быка за рога, поставил бы он его на колени? Я думаю, поставил бы, обязательно. У твоего дяди, наверное, силища каткая, что и десятеро мужиков против него не устоят? Ну и великан, ну и силища, ничего похожего в жизни не видала. Вот это был поединок!

– А на колени быка поставил я, вот этими самыми руками, - заметил Нипернаади.
– У меня тоже кое-какая силенка имеется, так что сойдись мы с дядей, еще вопрос, кто кого!

– Ну, бык, положим, сам поскользнулся, - уточнила Кати, - ты, правда, живо воспользовался его оторопью схватил за кольцо. Зачем ты говорил мне, что твоему дяде шестьдесят лет — на вид ему и сорок не дашь. Он еще такой молодой и сильный, даже сыну до него далеко.

– Негоже тебе нахваливать этого старика, - сказал Нипернаади назидательно.
– Ты же его совсем не знаешь. Он злой человек, и мне с ним одна маета. Как позвал его из бани в дом,так он мне тут хозяина из себя корчит. Нет, я так думаю, поправится старик, встанет на ноги, вышвырну его отсюда вместе с сыном и невесткой!

– Тоомас, - воскликнула Кати, - ты сердитый, злой человек!

– Я вижу — старик тебе нравится, может быть, даже больше, чем я?
– спросил Нипернаади.

– Нет, нет, - зардевшись, воскликнула Кати, - ты совсем не так меня понял! Почему твой дядя должен мне нравиться? Но смотреть и правда было здорово, - как он вышел против разъяренного быка. Я говорю только об этом, о схватке с быком. А если ты выгонишь старика, куда ему деваться? Да и сможешь ли ты так запросто его выгнать, сам говорил, что изрядно ему задолжал?

Нипернаади почесал в затылке, вздохнул и уже мягче ответил:

– Надо еще над этим поразмыслить. Долг этот в самом деле немалое затруднение.

– Ну вот, видишь!
– обрадовалась Кати.
– Под этой крышей всем места хватит. А если ты, как обещал, еще один дом поставишь, каждому будет комната. А батраки и девушки могут жить и в бане.

Тут она подошла к Нипернаади совсем близко, застенчиво посмотрела на него и проговорила:

– Теперь я верю, что ты хозяин Хансуоя!

Глянула сверкающими глазами, отошла к двери хлева, остановилась на пороге и спросила: