Тоомас Нипернаади

Гайлит Аугуст

– А все-таки не нужен ли дяде врач? Рана не очень опасна?

– Врач не нужен, - сказал Нипернаади, - ты и сама его поврачуешь!

– Я?
– испуганно спросила Кати.
– Я не знаю, решусь ли вообще подойти к твоему дяде?

– Чего же ты боишься?
– спросил Нипернаади.

– Да он такой большой, такой сильный, такой огромный!
– протянула Кати.
– Рядом с ним я совсем потеряюсь. Знаешь, я посмотрела: у него рука больше, чем лопата для хлеба!

Вся неделя прошла в делах и хлопотах. В поле от зари до зари убирали хлеб. А поздно вечером, закончив работу, наскоро поев, усталые люди сразу ложились спать, часть

не перекинувшись и словом. На осенние работы в Хансуоя наняли еще бобыля, так что на уборке постоянно было четверо мужчин и пятой — Лийз, жена Яана. Кати хозяйничала в доме, ходила за скотом, готовила и ухаживала за Яаком. Лийз, правда, брюзжала, что ее с мужиками выгнали в поле, а хозяйкой в доме совсем чужая, к тому же бедная девушка, но слушать ее брюзжание было некому и некогда. Чуть свет спешили на работу, а домой приходили затемно, сам Яак хворал, блаженствовал в постели, наказав Кати быть при нем неотлучно, стонал, жаловался на мучительные боли, хотя пустячная царапина уже давно зажила. И Кати, едва освободившись от хлопот, охотно сиживала на краешке кровати старика, кормила своего подопечного, поправляла подушки, пекла пироги и варила кофе. А старик следил за девушкой смеющимися, довольными глазами.

Потом в один прекрасный день быка продали проезжему скупщику за триста двадцать крон, и старик поднялся с кровати.

Сделал несколько шагов по комнате, схватился за бедро и застонал.

– Такая жгучая боль, как шилом пронзает!
– пожаловался он Кати.
– Как думаешь, не поехать ли в Хярмасте к врачу? Пуст взглянет, что же там там сильно саднит, так болит — совсем беда, на ноги встать не могу!

– Непременно надо показать врачу бедро, - согласилась Кати.
– Нипернаади, правда, мажет рану всякими лекарствами, да ведь он никакой не врач, может, совсем неправильно делает? Не дай бог воспаление или еще что-нибудь случится, так и ногу еще отрежут.

– Боже упаси!
– испуганно воскликнул хозяин Хансуоя.
– Нет, в самом деле, Нипернаади никакой не врач. Он такой же хозяин, что он может знать о серьезных ранах и о страшной боли в бедре!

Ступил еще несколько шагов, потом со стоном опустился на кровать и сказал:

– Нет, дьявол, там внутри точно что-то подозрительное, иначе бы так не болело. Тут только врач может помочь толковым советом. А что, Кати, если бы ты со мной поехала возницей? Не могу же я, насквозь больной человек, ехать один, наверняка в канаву заеду.

У Кати ноги ослабели, она резко отвернулась и проговорила:

– Нет, нет, я не могу. Что тогда скажет Тоомас?

– Только и слышишь — Тоомас!
– рассердился Яак и снова застонал.
– О чем ни заговоришь, только и слышишь — Тоомас. Ты хочешь, чтобы я тут помер, как собака? Ни сочувствия в тебе, ни жалости к людям. Ты злая и жестокая и любишь только своего Тоомаса. А Тоомас мой родственник, он не может быть против того, что ты помогаешь и заботишься обо мне. Он же сам велел тебе за мной ухаживать?

– Когда ты хочешь поехать?
– робко спросила Кати.
– Завтра, послезавтра?

– Да прямо сейчас, - ответил хозяин Хансуоя.
– Нога болит так, что медлить нельзя ни минуты.

– Подожди немного, я сбегаю в поле, поговорю с Нипернаади, - сказала Кати.

И, как птичка, полетела со двора в поле. Добежала вся красная, тяжело переводя дыхание. Встала перед Нипернаади, не поднимая глаз, смотрела на свои руки и молчала. Нипернаади бросил жать, посмотрел на Кати и спросил:

– Что-нибудь случилось? Ты бежала во всю прыть и отдышаться не можешь, будто принесла весть о пожаре.

– Ничего не случилось, - отвечала Кати.
– Просто пришла посмотреть,

что ты делаешь, как косишь. Я еще не видела, как ты косишь.

Нипернаади снова взял косу и, широко взмахивая, принялся косить. Он шел вперед, а Кати тянулась за ним следом. Но ничего не говорила. И Нипернаади ни о чем не спрашивал. Так шло время.

Потом Нипернаади остановился, подправил косу, с улыбкой посмотрел на Кати и спросил:

– Ну, девочка, может, надумала и скажешь все-таки, что тебя сюда привело?

– Мне и вправду нечего тебе сказать, - отозвалась Кати.
– Только вот дядя попросил, чтобы я поехала с ним к врачу. Больше ничего.

– К врачу?
– удивился Нипернаади.
– Да его рана давно уже затянулась, и старик здоров как никогда. И не рана то была, а легкая царапина, пустячная и ничтожная. Зачем ему ехать к врачу?

Тут Кати прорвало.

– Ты плохой человек, Тоомас, - сказала она укоризненно.
– Почему ты всегда говоришь о своем дяде плохо? Он в самом деле не на шутку хворает, все время стонет, жалуется. У него наверняка какое-нибудь воспаление или отравление. И он так исхудал, пожелтел, совсем не ест, только угрюмо смотрит в угол и стонет, мне кажется, они и вправду плох.

Нипернаади снова взял косу и сказал:

– Раз ты так считаешь и дядя не обманывает, можешь поехать с ним к врачу. Но смотри, будь умницей.

– И ты не запрещаешь?
– удивилась Кати.
– Ты серьезно разрешаешь поехать?

И не дожидаясь ответа, она понеслась домой, зардевшаяся, возбужденная.

Хозяин Хансуоя уже запряг лошадь и ждал Кати.

– Долгонько ты разговариваешь со своим Тоомасом!
– сердито сказал он.
– Тебя и не дождешься.

– Такие дела быстро не делаются, - радостно объяснила Кати, схватила платок и села рядом с хозяином. Потом взяла вожжи, кнут, и, тарахтя колесами, они выехали со двора.

Яан, заслышав, что отец отправился с Кати в Хярмасте, ругаясь, ушел с поля домой.

Нет, он этого дела так не оставит. С того дня, как на хутор пришла Кати, никакого порядка уже нет. Где это видано, чтобы папаша с девкой уезжал в Хярмасте, а он, сын, оставался дома? Спятил что ли старик? Его бросает дома, а сам,крадучись, словно вор, бежит со двора. Ни с кем не разговаривает, только шепчет девчонке на ухо, вводит в соблазн. Только все искал состоятельную женщину, чтобы не меньше десяти коров и трех лошадей, в деньгах или в натуре, жена принесла бы ему на хутор, а теперь охаживает голодранку и никакого имущества с нее не требует. Нет, это дело надо прояснить, вот вернется старик домой, он этому Яаку покажет. А то продал быка за триста двадцать крон, деньги в карман и галопом в Хярмасте. Почему бы им не поехать вдвоем, отцу и сыну? Ох и дурак этот Нипернаади, не видит, что старик у него из-под носа девчонку уводит. Сам, говорит, хозяин, а в поле косит, как батрак какой-нибудь, и даже не заикается о жалованье. Косит, мучится, а старик пользуется случаем, рад стараться!

Дождавшись, когда Нипернаади придет с поля и вся семья соберется за столом, Яан говорит:

– Старику пора бы уже вернуться, небось загуляли там с Кати и до утра не приедут.

Лийз усмехается, Моормаа насмешливо разглядывает Нипернаади, а Тоомас ест как ни в чем не бывало.

– Я своему старику не доверяю, - продолжает Яан.
– Вечера теперь темные, а ночи и подавно, бог знает, что может случиться.

– Хворый старик немощней ребенка, - отзывается Нипернаади.

– Это Яак немощней ребенка - смеется Лийз.
– Это он хворый? Знаю я этого медведя, ему и десять быков нипочем. Эта пустячная царапина не сломила бы Яака, уж наверное тут были другие причины, куда серьезней.