Трансцендентальный эгоизм. Ангстово-любовный роман
Шрифт:
– Князь Завадский, - представился он.
Женя чуть вторично не наступила ему на ногу. Вся красная, рассмеялась, когда князь поддержал ее.
– Признаться, первый раз в жизни вальсирую с князем!
– А я, признаться, первый раз в жизни вальсирую с женщиной-литератором, которая является еще и спиритом!
Оба дружно рассмеялись; но этой фразой князь Завадский окончательно сбил Женю с ритма, хотя сам продолжал двигаться в танце, как ни в чем ни бывало – однако Женя остановилась. Учтивый кавалер остановился тоже; взяв Женю под руку, он отвел
То ли лакей, то ли сам князь подставил ей стул, и Женя села. Ей хотелось провалиться сквозь землю.
Князь Завадский сел рядом.
– Простите, Евгения Романовна, я не подумал, что вы не привыкли к такому обществу…
– Конечно, нет! Я не аристократка! – резко ответила Женя, не поднимая головы.
Князь словно бы смешался на мгновение. Он чем-то напоминал ей Игоря – благородный, но не надменный, как граф Шувалов.
– Прошу вас, держитесь со мной запросто – мы люди простые… И вы неподдельно интересуете меня, - сказал князь с улыбкой. – Знаете ли, что вы едва ли не единственный человек, от которого я ожидаю свидетельства о подлинных медиумических явлениях? Большая часть рассказов о сверхъестественном – пошлый вздор, который с такою легкостью плодится…
Тут князь Завадский взглянул куда-то в зал, и у Жени мелькнуло подозрение – уж не о хозяйке ли вечера он говорил?
– Простите, князь, а чем вы поверите мои слова? – с улыбкой, маскирующей замешательство, спросила она. – Откуда вы знаете, что мое свидетельство – истинное? Спириты так часто бывают легковерны…
– Извините, - спохватилась Женя.
Князь засмеялся.
– Ничего, ничего. Вы совершенно правы в отношении большинства спиритов. Но не в отношении меня, - прибавил он, галантно беря Женю за руку и прикасаясь губами к кончикам ее пальцев. – Я всегда взвешиваю и свои, и чужие слова… Ведь вы не хотели этой вдруг обрушившейся на вас известности?
Женя от неожиданности отдернула руку.
Князь Завадский улыбался.
– Вы совсем непохожи на особу, которой вас хотели нам представить, - вполголоса проговорил он. – На барышню, отбросившую приличия ради минутной славы. Я вижу, что вы очень умны и целомудренны.
Женя нахмурилась.
– Я не барышня, и я не…
– Целомудренны – то есть не выставляетесь напоказ, - объяснил князь. – Это красное платье, что на вас сегодня, – вроде той газетной статьи, из которой я узнал о вас, сударыня. Я теперь вижу ясно, что вы не давали интервью этому господину Светочу. Он оболгал и вас, и медиума, но мне видно с определенностью, что его ложь построена вокруг истины.
Взволнованная Женя открыла рот, чтобы ответить – беседа приняла неожиданный оборот. Но тут им помешали. К ней приблизилась графиня Шувалова; собеседники тотчас же отвернулись друг от друга, точно виноватые.
– Eugenie, ну что же вы! – воскликнула Анна Николаевна. – Идемте, пора!
– Куда? – спросила бедная Женя.
– Вы же обещали мне речь, - сказала графиня. – Помните? Ведь вы ее, конечно, подготовили?
– Нет, - сказала Женя. Присутствие князя вдруг придало ей
– Ну погодите, я вам это припомню, - прошипела Анна Николаевна и быстро скрылась в толпе гостей, словно князя тут и не было.
Женя воззрилась на князя, безмолвно спрашивая совета и моля о поддержке. Он коснулся ее локтя.
– Не беспокойтесь, Евгения Романовна, это… обычное дело, - морщась, сказал князь, теперь уже, несомненно, подразумевая графиню Шувалову. – Попасть в фавориты к Анне Николаевне, а потом оказаться в немилости за какой-то пустяк. Но Анна Николаевна отходчива…
В черных глазах его, однако, была тревога, не соответствующая его словам.
“Анна Николаевна обещала мне издать мой роман, обещала мне Букина – а теперь ничего этого уже не будет”, - подумала Женя.
– Князь, а как ваше имя? – спросила она, только чтобы получше опереться на своего единственного знакомого здесь.
– Виссарион Борисович, - ответил тот.
Князь пожал ей руку, чувствуя ее состояние.
– Хотите, я принесу вам шампанского?
“Нет, не бросайте меня!” - чуть не крикнула Женя. Но сумела улыбнуться и кивнуть.
Князь встал, поклонился и отошел.
Женя осталась сидеть, так и не смея подняться со стула, чтобы сделать тут какие-нибудь самостоятельные шаги; но Виссарион Борисович вскоре вернулся. Он подал Жене бокал шампанского.
– Прошу вас.
– Благодарю, - ответила Женя, не зная, как увильнуть от питья, чтобы не обидеть его. Но князь снова ее выручил.
– Евгения Романовна, знаете ли вы, что здесь в зале есть люди, которые такого же мнения о вас, что и я? – с улыбкой спросил он. – Хотите, я сам представлю вам их?
Женя с радостью поднялась.
– Я буду счастлива!
Князь повел ее по залу, держа под руку. Он начал вводить ее в общество намного тактичнее, чем это делала хозяйка, и Женя вскоре обнаружила, что здесь действительно немало людей, разделяющих ее взгляды и Виссариона Борисовича. Это были все такие люди, что у нее голова закружилась без всякого вина.
Женя поставила свой бокал на столик, видя, что какая-то очень почтенная дама лет шестидесяти протягивает ей руку.
– Княгиня Батурина, Мария Федоровна, - вполголоса проговорил над ее ухом князь Завадский.
– Позвольте пожать вашу руку, госпожа Морозова. Я надеюсь, что вы не растаете, как фантом вашего вдохновителя, - с улыбкой проговорила пожилая княгиня; седые букли, лежавшие на открытой морщинистой шее, придавали ей сходство с портретами Екатерины Второй. До этого княгиня Батурина лорнировала Женю, но сейчас смотрела на нее серьезно и уважительно, несмотря на шутливый тон.
Женя, ощутив себя польщенной, ответила на рукопожатие; княгиня пожала ей руку коротко и твердо, как мужчина. Эта дама с екатерининской осанкой слегка склонила перед Женей голову.