Трансцендентальный эгоизм. Ангстово-любовный роман
Шрифт:
“А Игорь меня не зря с Базаровым сравнил, - подумала Женя. – У нас, точно, немало общего, хотя мы и полярны”.
И тут к ней вышла сама хозяйка.
Анна Николаевна была в утреннем пеньюаре, как будто встречала старую знакомую… или не сочла нужным одеваться, встречая Женю.
– Bonjour, - проворковала графиня, протягивая Жене обе руки и сияя улыбкой так искренне, точно они были сестры, не видевшиеся целый год. – Как я счастлива наконец видеть вас в моем доме!
Пеньюар ее стоил никак не меньше вечернего платья, и благоухала Анна Николаевна не меньше, чем тремя разными ароматами,
– Вы меня не предварили, мадам, - сказала она. – Я, к счастью, оказалась сегодня свободна…
Она прямо, с вызовом посмотрела графине в глаза. Анна Николаевна несколько мгновений, удивленно улыбаясь, отвечала на этот взгляд, а потом рассмеялась, пожав Жене плечо. Дескать, что бы ты ни сказала, это мне все равно.
– Проходите в гостиную, - сказала Анна Николаевна. Женя с неприязнью подумала, что ей не предлагают вымыть руки. Вполне возможно, что Шуваловы и в отношении правил гигиены были старомодны – ведь этикет, разработанный несколько сотен лет назад, их не включал!
– Вы привезли с собою свой роман? – спросила графиня, как о чем-то само собой разумеющемся. Женя приостановилась и пожала плечами.
– Нет, конечно! Меня никто не предупредил!
– Нет?
Анна Николаевна с выражением детской обиды широко раскрыла глаза. Женя внутренне содрогнулась с мыслью: сейчас начнется.
– Вам следовало бы догадаться, чего я хочу, - проговорила графиня. – Я так заботилась о вас! А вы проявили такую нечуткость!
Женя чуть не расхохоталась. Нечуткость! Эта Анна Николаевна поразительный экземпляр!
Она укрепилась, готовясь к графининой истерике. Если гроза разразится, она удерет из-под ливня и молний, и ничего не случится. Не так страшна Анна Николаевна, как ее малюют.
Однако обошлось. Анна Николаевна судорожно вздохнула, больно сжала Жене плечо, но удовольствовалась этим.
– В другой раз непременно привезите ваш роман, - потребовала она. – Я желаю его прочесть! А сейчас пойдемте, выпьем кофе. У меня сегодня превосходные пирожные, я нарочно для вас заказала.
“А где же все остальные?
– подумала Женя, недоуменно озираясь кругом. – На все эти хоромы как будто ни одной живой души! Где же сам-то, его сиятельство?”
Человек, застреливший Василия! Убийца!
Тут Женя осознала, что находится в доме самого настоящего хладнокровного убийцы, убийцы с большими деньгами и властью. Ей стало нехорошо. И Анна Николаевна в своем роде не уступает мужу – она кажется слабой, нервной, но это такой же зверь, как и ее граф.
– А где же ваш муж? – спросила Женя, проходя в гостиную следом за хозяйкой. Анна Николаевна обернулась.
– Пьер? Его сейчас нет, я не знаю, когда он вернется.
Она обезоруживающе улыбнулась. Женя быстро осмотрела гостиную – комната блестела чистотой, все старинные предметы, из тех, которые имеют свойство быстрее всего накапливать пыль, сверкали, очевидно, протираемые каждый день. Пахло сандаловым деревом и каким-то гигиеническим средством. Нет, Шуваловы не отстали от действительности, они пользовались всеми благами современности, насколько позволял этикет. Жене опять стало страшно.
–
Бархат выглядел свежим, точно недавно выстиранное платье, хотя никаких уборщиков Женя не видела и не слышала. Должно быть, им велено как можно меньше мозолить сиятельные глаза. В самых благородных домах слуги так вышколены, что становятся почти невидимками…
Графиня позвонила – Женя вздрогнула от этого звука; через несколько минут явилась безмолвная горничная. Она бесшумно поставила на столик поднос с кофейными чашками, кофейником и блюдом пирожных. Сделала реверанс госпоже и удалилась, как самый искусный обслуживающий автомат.
Анна Николаевна улыбалась.
– Я велела нас не беспокоить, - проговорила она. – Я сама налью вам кофе, дорогая. Вы позволите?
Женя вздрогнула, вспомнив, с кем имеет дело. И ведь Игорь даже не знает, к кому она уехала! Вот ужас-то!
Но Анна Николаевна, в конце концов, не Екатерина Медичи. Хотя откуда ей знать?
Женя сделала глоток густого горячего кофе, сдобренного какой-то пряностью. Она поморщилась.
– Не нравится? Это корица и гвоздика, - сказала Анна Николаевна, не отрывавшая взгляда от Жениного лица. – Я всегда так пью. Но Пьер предпочитает кофе без пряностей. Мне уже так надоело ни с кем не разделять моих предпочтений!
Графиня рассмеялась с каким-то жестоким выражением. Женя поняла, что Анна Николаевна говорит вовсе не только о кофе. Может быть, граф – убежденный материалист и совсем не так деликатен с женою в этих вопросах, как Игорь с нею?
Бедная графиня!
– Я так рада, что у меня появились вы, - сказала Анна Николаевна, опять как будто совершенно искренне. – Я хочу, чтобы вы сейчас рассказали мне историю вашей жизни. Это, должно быть, так занимательно! И более всего я желаю знать историю ваших отношений с Василием Исаевичем, во всех подробностях.
“Во всех подробностях – вы слышали?”
Женина мимолетная жалость сменилась стыдом и гневом. Она была теперь уверена, что графиня с легким сердцем оболгала Василия, чтобы его убили. Анна Николаевна была чудовище, она была одновременно и оскорбленная женщина, и экспериментатор.
– Что же мне рассказывать, Анна Николаевна? – спросила Женя. – Вы уверены, что это так… занимательно?
Анна Николаевна рассмеялась, не почувствовав ее иронии. Да что ей Женина ирония!
– Бесспорно, - сказала она. – Давайте же, моя милая, не стесняйтесь. Мы с вами – зачинатели великого дела. Русский спиритизм должен наконец заговорить о себе громко и объявить себя единственным истинным учением.
Женя покраснела, глядя в бесстыжие синие графинины глаза. Проклятая Анна Николаевна опять говорила в точности то же, что думала она сама. Неужели кто-то там, на небесах, решил подвергнуть ее такому унижению, свести ее с таким врагом во имя торжества истины?
– Что ж, Анна Николаевна, я расскажу, если вам угодно, - проговорила Женя сурово. Она уже глядела не на свою собеседницу, а куда-то вдаль, как всякий увлеченный серьезный рассказчик. – Мы с Василием Морозовым познакомились три года назад. Тогда еще никаких медиумических способностей я у него не замечала…