Трапеция
Шрифт:
обширные земельные участки. Движение убаюкивало. Радио играло джаз – тихо, с похожим на стук сердца ритмом под налетом дремоты. Томми был сытый и
сонный, лоб начинал гореть будущим солнечным ожогом. Закрыв глаза, он вскоре
перестал чувствовать повороты. А потом, свернувшись в теплой темноте, ощутил, как голова его упала Марио на плечо. Томми начал вставать, отодвигаться, но на
середине движения, вздохнув, соскользнул обратно в уютную тьму.
Казалось, не прошло
сам он лежит головой у Марио на коленях. Парень наклонился выключить радио
– это слабое движение и разбудило Томми. Все еще пребывая в присущем детям
пограничном состоянии между сном и явью, он знал, что Марио легко целует его
в висок. Еще мгновение Томми лежал в этой вялой дреме, потом Марио
выпрямился, сон и темнота пошли на убыль, и Томми, зашевелившись, вздохнул.
– Что это? Где мы?
– Дома, Том. Просыпайся.
Последний обрывок сна мягко упал обратно в темноту, но у Томми сохранилось
впечатление, что они сидят в машине не одну минуту, и лишь осторожная
попытка выключить радио прервала все действо. Кажется, Марио бормотал что-
то вроде: «Черт, только не здесь!», но Томми уже сомневался, не привиделось ли
ему это во сне.
– Я что, заснул?
– Ага. Устал, наверное.
В его тоне появилась какая-то новая нотка: Томми никогда не слышал ее прежде.
Марио потянулся открыть дверцу.
– Уже поздно, иди в дом. Может, я тоже останусь на ночь.
– Ну, Джонни теперь нет, появилась свободная кровать, – сказал Томми.
Марио медлил.
– Смотри, свет внизу. Кто-то еще не спит. Знаешь, не буду лучше оставаться… а
то получу нагоняй за то, что так поздно тебя привез. Иди.
Почувствовав, что Марио как будто огорчен, Томми начал дурачиться.
– Оооой… даже одеяло мне не подоткнешь? И не убаюкаешь?
Марио нервно засмеялся.
– Обязательно убаюкаю… только камень найду побольше, – он шутливо
замахнулся.
Потом его ладонь ласково легла Томми на запястье.
– Не догадался я отвезти тебя к себе на ночь. А теперь Люсия ждет, да и машину
она слышала. Как-нибудь в другой раз, ладно? Спокойной ночи.
Томми знал, что спорить и настаивать не стоит. Только не был уверен, почему.
– Спасибо. Было круто.
– Всегда пожалуйста.
Хлопнула дверца, и машина уехала. Томми побрел в дом, удивляясь, в чем дело.
Почему после долгого дня, полного новых впечатлений и общения с Марио, на
душе такая тяжесть, одиночество и тоска. В холле горел свет, заставив его
моргнуть. Из гостиной донесся голос Люсии.
–
– Я.
Он вошел в комнату. Люсия и бабушка ди Санталис сидели у огня. Тихо играло
радио, и Томми подумал, та же самая ли это станция.
– Мэтт с тобой?
– Нет, мэм. Наверное, поехал к себе.
– Лучше бы он остался здесь, – недовольно пробормотала Люсия. – Как это
бессмысленно… в доме полно места. Ты… Святые небеса, Томми, ты ужасно
обгорел!
Она вскочила с кресла, и Томми – впервые за все время пребывания здесь –
заметил, что не все ее движения грациозны, что в них есть некая
медлительность и неловкость, похожие на боль.
– Пойдем, я тебя чем-нибудь намажу.
– Ой, все нормально. Не стоит беспокоиться…
– Идем. Не спорь.
Люсия отвела его в кухню и смазала лицо чем-то прохладным и пощипывающим.
– Облезать будешь недели две. Плечи тоже? – она стащила с него рубашку. – Так
я и знала! Надеюсь, Мэтту хватило ума что-нибудь набросить?
– По-моему, он уже был довольно темный.
В памяти мелькнули загорелые почти до черноты плечи Марио с застывшими, как
драгоценные камни, каплями морской воды.
Люсия закрутила пробку на пузырьке.
– Не вздумай надевать рубашку. У меня трое сыновей и все старше тебя, Томми. Я
видела голых детей. И на твоем месте я бы не надевала верха пижамы. Возьми
это с собой, может, придется мазать ноги или попу. Хочешь есть? Бутерброд?
Молоко?
– Молоко. Но мы ужинали.
– Ну да, набили животы фаст-фудом, – проворчала Люсия, протягивая ему
стакан. – Честное слово, где была голова Мэтта? Привез тебя домой с такими
ожогами. Неудивительно, что он решил со мной не сталкиваться.
Неверными шажками в кухню вошла бабушка и остановилась, глядя, как Томми
пьет.
– Почему Мэтт не пришел? Это нечестно. Он и Элисса всегда вместе, а бедный
маленький Джонни как сиротка с тех пор, как ты отослала Марко. Нельзя
разлучать близнецов… che il Dio fatto due… А Элисса слишком много водится с
мальчишками, сорванец…
– Nonna, дорогая, – мягко сказала Люсия. – Это не Джонни, а Лисс уже взрослая, и у нее есть свой ребенок.
– Элисса… – старушка, нахмурившись, заговорила по-итальянски.
Она явно снова заблудилась во времени, потому что Томми уловил слова
«sempre» и «cosi, come to stessa, Lusia!»
Люсия нетерпеливо вздохнула.
– Да, милая Nonna, ты мне говорила. Но Элисса теперь живет с мужем и сыном и