Триумф поражения
Шрифт:
— А какой это случай? — продолжаю сомневаться я.
— Счастливый, моя дорогая, счастливый, — Дарья Владиленовна встает и, поцеловав меня в лоб, уходит к лифту.
Я перебираюсь в кресло и долго, медленно, маленькими глотками пью в темноте остывшее молоко.
— Сегодня возвращается Холодильник! — сообщаю я Ленке за нашим совместным традиционным завтраком по скайпу.
— О! Он не выдержал! — громко радуется подруга. — Всего лишь сорок пятый день! Сдался, миленький! Я же говорила!
— Ты
— Вот! Поэтому и не вытерпел! — изящно выворачивается Ленка. — Ну, скажи же, что ты соскучилась!
— Ни капельки! — возражаю я, вспомнив спокойные шесть недель. Да, скучноватые, да, длинноватые. Но спокойные!
— Врешь! — закругляет разговор Ленка и отключается.
Утро следующего дня начинается с приказа о моем увольнении.
— Что попросил? — нахмурив брови, переспрашиваю я у Риммы Викторовны.
— Александр Юрьевич только что попросил приготовить проект приказа о вашем увольнении, — хихикая, повторяет Римма Викторовна.
— Это так смешно? — удивленно спрашиваю я.
— Конечно! — кивает головой секретарь Хозяина. — По условиям передачи агентства в руки Климова-младшего Климовым-старшим наложено вето на увольнение всего старого кадрового состава. Список из двадцати человек. Начинается с Павлы Борисовны, дальше все Карповы, а потом сразу ты, Нина. В первой пятерке.
— Холо… Хозяин это знает? — вздыхаю я.
— Знает, конечно, — продолжает хихикать Римма Викторовна.
— Приглашает меня в кабинет? — догадываюсь я о причине такого приказа — ему надо заманить меня к себе под деловым предлогом. Мог бы просто вызвать. Я же его арт-директор. Что за игры?
— Нет! — отрицает Римма Викторовна. — Наоборот, просил тебя его не беспокоить.
— Меня?! — не верю я в услышанное.
— Да. Так и сказал, Симонову-Райскую пока ко мне не пускать, — подтверждает Римма Викторовна, перестав смеяться.
Вылетаю из своего кабинета и влетаю в его, преодолев расстояние за пару минут. Холодильник сидит за своим столом и перебирает какие-то бумаги. Хлопаю дверью от злости и раздражения. Он медленно поднимает на меня глаза, равнодушно-карие, спокойные.
— Я вас не приглашал, — резко говорит он, вставая из-за стола. — Даже специально попросил, чтобы вы пока не приходили.
— Что за глупости с моим увольнением? — выдыхаю я, забыв и вспомнив, какой он… внушительный, красивый, сильный.
Александр Юрьевич похудел и, если можно так говорить про мужчину, похорошел. И он был… Глазам не верю! В розовой рубашке!
— Что это? — задаю я второй вопрос. — Что с вами случилось?
Холодильник хмурится и непонимающе смотрит на меня.
— На
— А на вас голубой костюм! — отвечает мне Холодильник. — В чем ирония?
— Вас опоили, заколдовали, пытали? — не верю я своим глазам. — Вы не могли добровольно надеть рубашку такого цвета.
— Мог и надел, — сухо отвечает на мои эмоциональные крики Холодильник. — Эту рубашку мне подарила моя невеста. Мы сегодня идем на важную встречу и должны быть в одном… цвете. Для Светланы это важно.
Мне напомнили про невесту. Поставили на место. Что ж… Постою.
— Черт с ней, вашей рубашкой! — ругаюсь я неинтеллигентно. — Что за бред с моим увольнением?
— Почему бред? — терпеливо-равнодушно отвечает Холодильник. — Я послал запрос отцу. Вдруг он не откажет?
— За что? За Тарасовых? — догадываюсь я. — Вы просматриваете бумаги по моему последнему проекту?
— Послушайте, госпожа Симонова-Райская, — спокойный голос Холодильника пугает и раздражает одновременно. — Вы уже разводили господ Тарасовых. И сводили. Теперь заново? Они шизофреники, которым доставляет удовольствие сходиться и расходиться.
— И что? — бешусь я. — Галина Ивановна и Степан Ильич — наши постоянные клиенты. Не наше дело, сколько раз они будут сходиться и расходиться. Наше дело — провести праздник так, как его не проведет ни одно агентство города.
— Я знал, что у вас сбиты самые важные морально-нравственные ориентиры, — пожимает плечами Холодильник и показывает свой знаменитый жест на выход.
— У меня?! — я почти теряю дар речи. — Это мне говорит человек, который ежедневно склонял меня к близости при живой невесте? Преследовал? Шантажировал? Угрожал? Запугивал?
Холодильник едва заметно морщится и не отвечает.
— Кстати, рубашка отвратительная! — бросаю я, гордо выходя из кабинета начальника.
— Это не он! Это кто-то другой! — раздраженно рассказываю я Димке и Костику, с которыми сижу в нашем кафе и пью кофе.
— Не торопись с выводами, — задумчиво говорит мне Димка. — Ты ж не знаешь, где он был и что делал.
— Не знаю, но точно не на передовой! — машу я на Димку руками. — Он в розовой рубашке!
Оба молодых человека смотрят на меня пораженно.
— Розовой? — переспрашивает Димка. — Ты, мать, ничего не перепутала?
— Мерзко розовой! — подтверждаю я.
— Это серьезно! — присвистывает Костик.
В кафе спускается Павла Борисовна.
— Нина, вы только не волнуйтесь, но Александр Юрьевич не подписывает договор с Тарасовыми. Я ничего не могу сделать!
— Дежавю какое-то! — бормочу я, забирая у Павла Денисовича поднос с кувшином гранатового сока и двумя стаканами.