Трон
Шрифт:
Вот чего Зерибни не ожидал, так это того, что в скором времени его самого и обвинят, разумеется, за глаза, в исчезновении Саси. Нашлись-таки люди, которые видели опального министра в Руцапу. Однако в расследовании никто заинтересован не был. Син-аххе-риб тяжело болел. Арад-бел-ит и Набу-шур-уцур по понятным причинам притворились глухими. Что до Закуту — случайно выяснилось: она сама подобные слухи и распускала, очевидно, желая отвести от себя всякие подозрения. Так что отношения между царицей и Зерибни разладились. После этого он оказался одним из немногих наместников, не приехавших в Ниневию присягнуть на верность Ашшур-аха-иддину, когда тот как соправитель
Пока не подросли сыновья Син-аххе-риба, Аби-Рама и Зерибни были добрыми соседями. Но слишком долго они строили один другому козни, не наведывались в гости, чтобы вот так сразу обо всем забыть и обняться, словно старые друзья. Для такого визита нужен был стоящий повод, и его своему господину подсказал Шарахил, командир гарнизона в Изалле. Как осенило:
— Зибу!
— О ком ты?
— О дочери твоего конюшего Мирзы.
— Ты о той девчушке, которую он, напившись, взял силой, когда в последний раз гостил у меня?
— Ну, отец ее шума поднимать не стал. Зерибни отсыпал ему столько золота, что папаша и снова подложил бы ее под старика.
— Так это когда было! Лет пять прошло... И что, она с тех пор так и не вышла замуж?
— Она была обещана Зерибни. И не возникни между вами неприязнь…
— Думаешь, клюнет? — засомневался наместник.
— Обязательно. Зная его вкусы…
В свое время царь Тукульти-апал-Эшарра III, прадед Син-аххе-риба, ради блага государства и для собственного спокойствия решил оскопить всех ассирийских наместников, дабы они не смогли пустить корни во вверенных им провинциях. Зерибни, в ту пору еще юноша, этой жестокой участи, по слухам, избежал. Почему — говорили разное. Кто-то уверял, будто он откупился, иные — что бесплоден от природы, но чаще рассказывали другую историю. Мол, когда Тукульти-апал-Эшарра приехал в Руцапу, чтобы исполнить свой замысел, и лично взял в руки бараньи ножницы, выяснилось, что мужское достоинство у наместника чуть ли не до колен, и царь, по-доброму позавидовав своему подданному, пожалел его из мужской солидарности.
Правда это или нет, никто не знал, но женщин Зерибни, за редким исключением, предпочитал всегда крупных, и чем выше, тем лучше. Зибу, двадцати лет от роду, вполне подходила: на голову выше самого рослого стражника, весом — как трое мужчин, с талией в обхвате в четыре локтя, ноги — две колонны. Но при этом все пропорции у нее были более-менее соблюдены, а вполне милое личико называли даже красивым.
— Зибу… — задумчиво повторил Аби-Рама. — Моя мать говорила, что Мирза приходится нам дальним родственником… И если это правда… То почему бы не помочь его дочери устроить свою судьбу… Обещал — пусть женится.
— Это будет благородно, — ухмыльнувшись, поддакнул Шарахил.
Мать Аби-Рамы немедленно отправилась к родителям девушки обговорить сватовство. Те тут же согласились. И уже на следующий день из Изаллы в Руцапу направился караван во главе с самим наместником.
Чтобы произвести должное впечатление, Аби-Рама взял с собой тысячу пехотинцев, сотню конных воинов и три десятка боевых колесниц. Сотня одногорбых верблюдов, столько же мулов, полсотни тяжелых повозок везли все, что могло понадобиться наместнику и его семье в этом путешествии. Дабы избавить от тягот пути мать, любимую жену Шаммурат и будущую невесту, каждую из женщин наместник приказал везти в отдельном паланкине, и один из них значительно отличался от двух
Слухи, разумеется, опережали пышную процессию. Руцапу был заранее украшен цветами, вдоль дороги развесили гирлянды, стража оделась в новые доспехи. Зерибни со светящимися глазами, широко улыбаясь, в прекрасном настроении выехал встречать гостей далеко за городские ворота. Старик в предвкушении подарка исходил слюной, и куда делась его обычная степенность! Обнявшись с Аби-Рамой, Зерибни не удержался от вопроса:
— И где же она?
— Вон в том паланкине, — шепнул гость, показывая глазами в нужном направлении.
Зерибни чинно поприветствовал мать Аби-Рамы, годившуюся ему в дочери, сердечно — Шаммурат, приличия ради справился о ее отце, достойнейшем Арад-бел-ите, и, добравшись до паланкина Зибу, нырнул головой за матерчатые своды, а когда вновь показался на белый свет, был красным как мак.
— Ну же! — вскричал он. — Едем во дворец! Будем пировать! Давно у меня не было таких желанных гостей!
«Похоть творит с людьми чудеса», — подумал Аби-Рама.
***
К согласию пришли быстро. Свадьбу не откладывали, решили сыграть через несколько дней. Руцапу все это время жил в предвкушении праздника. В городе прибавилось народу: все ждали обильных угощений и веселых развлечений. И Зерибни, конечно, не мог обмануть ожиданий горожан — сотни повозок везли овощи и фрукты, под нож пустили несколько отар овец, стадо коров в сотню голов и бесчисленное множество самой разной птицы, распечатали все подвалы, где хранилось вино, пиво варили с утра до вечера…
Зерибни все эти дни летал как будто на крыльях, словно и не было у него за плечами восьми десятков лет. И больше всего боялся: вдруг в последний момент что-то пойдет не так и все сорвется!
Однако желанный день настал. Свадьбу сыграли. И празднество удалось на славу.
И не было в городе человека, которого оно обошло бы стороной.
Ну разве что кто-то ушел с пира пораньше, дабы решить неотложные дела. Как, например, Шарахил. Покинув дворец, он слился с ликующей пьяной толпой и так, без риска быть узнанным, добрался до квартала кузнецов. Здесь нашел добротный двухэтажный дом, на воротах которого был прибит штандарт Зерибни, означавший, что это оружейник самого наместника, и юркнул в приоткрытую калитку. Вышел оттуда лишь час спустя. Оглянулся по сторонам, скрылся в ближайшем проулке.
Однако на этот раз за ним следили. В тени старого платана с раскидистой кроной стояли двое.
— Проводи его, — тихо произнес молодой голос. — Узнай, кто он и куда направляется.
— Все сделаю, мой господин, — ответил голос постарше.
После этого они разделились.
Один отправился за Шарахилом; второй (теперь, когда он вышел на свет, его можно было разглядеть — это оказался молодой статный мужчина в богатой одежде) вошел в дом оружейника.
В сенях путь незваному гостю преградил высокий худощавый раб.
— Хозяин уже спит! — дерзко заявил он.
И тут же охнул, стал медленно опускаться на колени. Из вспоротого живота на пол выползали кишки.
Незнакомец перешагнул через умирающего и громко свистнул.
— Хершид! Ты где? Покажись! А то ведь мне придется перерезать всех твоих слуг!
Хозяин дома — сгорбленный старик с вытекшим правым глазом — после этих слов возник на пороге почти сразу; сложил на груди руки, неприязненно посмотрел на гостя.
— Что тебе надо, Карр? И по какому праву ты врываешься в мой дом, убиваешь моих рабов?! — голос у кузнеца был сиплый и злой.