Тростник под ветром
Шрифт:
пытаясь сбить пламя. Но пламя все разгоралось, и самолет нырнул в темноту где-то за рощей Госё-Аояма. Там, где он упадет и сгорит, останутся обгорелые трупы команды, ибо вели самолет не демоны и не боги, а обыкновенные смертные люди. В раскаленный пылающий ад превратилась земля, и в небе тоже полыхал огонь геенны, испепеляющий грешников.
Юхэй и его спутники свернули в парк Дзингу-гайэн. Под деревьями ютились люди, очевидно погорельцы, спасшиеся от пожара.
От района Кудап до самого Хонго бушевал грандиозный водоворот огня. Район Харадзюку тоже горел. Район Усигомэ — тоже. Отворачиваясь от пронизывающе-холодного ветра, Юхэй и его спутники
Киёхара, задыхаясь, опустился на ступеньки. Юхэй тоже присел рядом. Он пошарил в кармане, ища сигареты. Сильный ветер мешал зажечь спичку. Ступенькой выше поместились Хиросэ и Кусуми. «Б-29» все еще носились по небу, но прожектора уже перестали преследовать самолеты. Даже зенитки умолкли. Большой Токио на глазах погибал в огне. И не только Токио,— казалось, перед ними гибнет в вихре войны вся Япония. «Страна богов» с ее двухтысячелетней историей обращалась в пепел, уносимый ветром. В этом испепеляющем огне погибнут, наверное, и военщина с ее диктаторскими методами насилия, и высшая бюрократия, безнаказанно творившая произвол. Старые политические силы, не брезговавшие никакими средствами угнетения и насилия по отношению к Сэцуо Киёхара, Юхэю Асидзава и многим, многим другим прогрессивно настроенным людям, либералам и социалистам, тоже, несомненно, погибнут, уничтоженные этим безжалостным адским пламенем.
Но теперь Киёхара не способен был радоваться этому. Обхватив руками дрожащие колени, он плакал. Прерывающимся от слез голосом, сердито, словно упрекая кого-то, он шептал:
— Я это знал. Я давно все это предвидел... А ведь я так протестовал! Коноэ виноват, да, виноват... Он понимал все, но в последний момент все-таки позволил Тодзё одержать верх... Теперь уже поздно. Теперь нужно скорее кончать войну... Скорее кончать...
Юхэй поставил трость между колен и, опираясь на нее подбородком, спокойно смотрел на гибнущий в огне Токио. В коричневой шляпе, с белым шелковым кашне вокруг шеи и опаловой булавкой в галстуке, он казался хладнокровным, как чужестранец, наблюдающий за событиями в чужой, далекой стране. Он медленно курил, время от времени поглядывая при свете красного огонька сигареты на циферблат ручных часов, и непонятно было, чем объяснить эту выдержку — иронией, умением владеть собой или полной покорностью всемогущей, судьбе.
В это время за спиной Юхэя и Киёхара послышался звучный голос Хиросэ, сидевшего ступенькой выше.
— Каково, Кусуми-кун? Ведь этак, пожалуй, районы Хондзё, Фукагава, Нихоцбаси и Хонго выгорят дотла. Да и от Канда, наверное, ничего не останется. Киёбаси и Сиба тоже здорово пострадают.
— Да-а,— согласился Кусуми. — Пожалуй, и на этом еще не кончится. Ведь даже район Адзабу в огне.
— Как ты думаешь, сколько всего сгорит?
— Это домов-то?
— Ну да. Тысяч сто?
— Какие там сто! Много больше.
— Отец часто рассказывал про великое землетрясение. По его словам, тогда сгорело более трехсот тысяч жилых домов. Как по-твоему, нынче сгорит столько же или меньше?
— Трудно сказать. Насколько распространился пожар в глубину, на глаз не определишь. Возможно, завтра выяснится, что ущерб не так уж и велик.
— Пустяки. И так видно, что горит здорово. Ты смекай! Когда пожар кончится, что тогда? Начнут строить дома...
—
— А я тебе говорю, что начнут строить,— сказал Хиросэ.— Подумай сам. Допустим, сгорело сто пятьдесят тысяч домов. Значит, число погорельцев не меньше чем полмиллиона человек. Ночевать-то им где-то надо! Хорошо, предположим, половина эвакуируется. А остальным, спрашивается, где приклонить голову?
— Все это верно, но, пожалуй, не сыщется таких дураков, которые строили бы дом, заранее зная, что этот дом спалят.
— Несколько десятков тысяч человек разместятся, пожалуй, в бараках.
— Бараки, может быть, и построят. Но только не сразу, не сейчас...
— Правильно. Вот об этом я тебе и толкую.
Юхэй и Киёхара невольно прислушивались к этой беседе. Вихрь пламени, метавшийся вокруг парка, нисколько не уменьшался. Снопы искр, взлетавшие высоко в небо, сверкали, как звезды. Самолеты уже исчезли. Толпы беженцев пересекали площадь перед музеем. Нескончаемой вереницей двигались темные тени. Многие вели за руки детей. С шумом и свистом налетал холодный, хлеставший вкось ветер.
— До окончания войны дома, пожалуй, строить не будут, а? — опять заговорил Хиросэ.
— Пожалуй, что так.
— Тогда вот что: война долго не продлится, самое большее до лета. Филиппины уже взяты, да и Токио, сам видишь, в каком переплете...
— Кто его знает...
— Слушай дальше,— продолжал Хиросэ.— Во всяком деле, дружище, нужно действовать смело. Если бы дома стали строить сейчас же, немедленно — тогда все дело в строительном материале. Ну, а раз приходится подождать до окончания войны, значит главное —- лесные участки. Лес на корню — вот в чем соль. Понял? Мотай хорошенько на ус. Нужно скупать лесные участки — побольше, сколько сможем. Да, да, теперь же, немедленно. Опоздаем хоть на день — ни черта не получим. Вот увидишь, как только война кончится, сразу же начнется драка за строительный материал. Если Токио так досталось, так и Киото и Осака тоже пострадают, можешь не сомневаться. А это, приятель, сулит богатые перспективы. Понимаешь? Слушай внимательно. Отец разбогател на поставках древесины после великого землетрясения, а сейчас разрушений — честное слово, побольше, чем в ту пору.
— Правильно, покупать сейчас самое время,— тихо отозвался Кусуми.—-И конечно — лесные участки. Лес— ’ самое надежное дело. Высокосортные породы нам ни к чему. Нужно брать криптомерию. И дешево, и хорошо. Оптом пойдет.
— Нет, ты посмотри, как горит! — закричал Хиросэ.— честное слово, при таком ветре огонь дойдет до самого моря, не иначе!
Услышав этот радостный возглас, Сэцуо Киёхара оглянулся и уставился на Хиросэ ненавидящим взглядом.
— Послушай, кто это такой? — шепнул он, обращаясь к Юхэю.
— Ладно, оставь... Молчи, пожалуйста,— с горькой усмешкой ответил Юхэй.
Хиросэ, сидевший ступенькой выше, смерил Киёхара презрительным взглядом. Его лицо, освещенное заревом пожара, казалось оскорбительно-грубым. Внезапно Киёхара вскочил, схватил трость Юхэя и с размаху, что было силы, ударил Хиросэ.
Хиросэ не успел встать, он едва сумел увернуться от удара. Трость опустилась ему на плечо. Киёхара ударил в другой раз, в третий. Он что-то пронзительно кричал, но слов нельзя было разобрать. При третьем ударе Хиросэ наконец вскочил и схватился за трость, пытаясь вырвать ее из рук Киёхара. Трость с треском сломалась.