Тыл-фронт
Шрифт:
Вокруг поста, метров на сто, была голая поляна. Только кое-где торчали пни.
— Плохи дела, — шепнул Козырев рядом лежавшему старшине.
— Проверь-ка по часам, через сколько они выпрыгивают, — отозвался тот.
Часовые появлялись через три-четыре минуты. «Минуту бежать туда, за минуту-полторы можно перебраться через стену», — рассуждал капитан.
— Видите за стеной крышу сарая? — спросил он старшину. — Подберите еще пять человек попроворней. Только часовой скроется; — к стене, где сарай; и друг другу на плечи. Если во дворе никого нет, трое туда, если охрана — все назад.
Как только скрылся часовой, шесть пограничников проворно бросились к стене. Трое пригнулись, остальные
Часовой не показывался дольше обычного. Наблюдавший за ним пограничник доложил Козыреву, что тот стоит и торопливо курит. За стеной исчезла следующая группа пограничников, и сейчас же во дворе хлестко щелкнули один за другим три выстрела. Козырев махнул рукой державшим на прицеле часовых — щелкнули выстрелы. Саженными прыжками Козырев бросился к стене.
— За мной! — крикнул он. — Друг другу на плечи и во двор!
Поднялась беспорядочная стрельба. Около ворот, у проходной будки, выронив пистолет, упал унтер-офицер. Выбежавший вслед за ним солдат не успел сделать ни одного выстрела.
— С отделением — в казарму! — бросил Козырев старшине. — Гончаренко, останешься во дворе!
Капитан с группой пограничников направился к штабу. Не успел он взбежать на крыльцо, как дверь распахнулась, и навстречу выбежал опухший от сна жандармский поручик.
Он остановился и в следующее мгновение прыгнул на Козырева. Капитан резко присел. Поручик перелетел через него и шлепнулся в широкую лужу у порога. Кто-то послал ему вдогонку пулю.
Показавшийся за поручиком унтер-офицер попятился, назад и захлопнул дверь. Козырев послал несколько пуль через дверь и рванул ее на себя. Она распахнулась. Скорчившись, унтер-офицер сидел у порога. Рядом валялся его пистолет.
— Осмотреть помещение! — крикнул Козырев пограничникам.
Пробежав по пустому коридору в конец, капитан открыл окно: из открытых дверей сарая валил дым, дико ржали лошади, из окон казармы выпрыгивали полицейские. Пограничники брали их в штыки. Из казармы донеслась частая стрельба, ее заглушали разрывы гранат.
— Офицерье засело! — пояснил старшина, когда Козырев появился в казарме.
Отстегнув противотанковую гранату, старшина с силой швырнул ее в верхний застекленный проем над дверями. Раздался взрыв, сорванная с петель дверь отлетела к противоположной стене, с потолка посыпалась штукатурка. Козырев вскочил в затянутую едким, дымом и облаком пыли комнату. На полу валялись изуродованные тела. В противоположной стене зиял пролом. Через него капитан заметил трех офицеров. Отстреливаясь, они пробирались вдоль забора к затянутому брезентом штабелю. «Боеприпасы! — обожгла его мысль. — Взорвать хотят… Все на воздух взлетит!» Не раздумывая, Кирилл пролез в пролом и бросился к офицерам. Заметив его, отступавший последним рослый майор выхватил саблю и, сумасшедше блеснув глазами, кинулся на Козырева. Капитан щелкнул пистолетом, но выстрела не последовало. «Обойма кончилась!» — с изумительным спокойствием понял он. В какую-то долю секунды капитан увидел блеснувшее в воздухе лезвие, упал на бок и сильным ударом ноги сбил офицера на землю. Выхватив нож, ударил майора в спину. Второй офицер рванул из кармана гранату, но чья-то пуля пригвоздил его к забору. В руках третьего мелькнула длинная деревянная мина. Отстреливаясь, он старался втиснуть коробку между ящиками. В тот момент, когда офицер бросил пистолет и, прижав мину к животу, привалился к штабелю, Козырев отшвырнул его на землю и всем телом навалился сверху.
Кирилл еще слышал, как сильная растерзывающая боль рванула его тело.
2
Дивизия
С рассветом, когда по низинам заклубились белесые туманы, а раскосмаченный ночной непогодой Тайпинлинский хребет с железобетонными укреплениями втиснулся в тяжелые провисшие облака, передовые батальоны столкнулись с японскими заслонами.
Раздались первые выстрелы, сопки впереди брызнули шальным огнем. Наверху Пограничного хребта растерянно затявкали ослепленные насевшими облаками бастионные и капонирные орудия, из дотов, захлебываясь, застрочили тяжелые пулеметы.
Рубеж для перегруппировки оказался невыгодным: равнина и мелкий кустарник. Впереди, в широкой болотистой пади, сплошное разводье. Еще несколько минут, и цепи залягут под проливным огнем японцев. Полковник Орехов передал по радио сигнал атаки. По фронту дивизии цепочкой замигали зеленые ракеты.
Бойцы Сорок шестой с винтовками наперевес молча двинулись, ускоряя шаги, к черневшим свежими насыпями траншеям по ту сторону пади. Позади нескончаемыми очередями застучали станковые пулеметы, закашляли полковые и батальонные минометы. Насыпи перед японскими траншеями пусто взметнулись черными космами вздыбленной земли.
Когда цепи достигли противоположной стороны пади, стрельба вдруг резко оборвалась. Наступила тишина, от которой зазвенело в ушах. В следующее мгновение грозно разнеслись смешавшиеся «ура» и «банзай». Две стены людской ненависти схлестнулись с ревом и скрежетом в рукопашной схватке, в которой помутневшее сознание не знает пощады. К отхлынувшим японским заслонам сверху, по траншеям Пограничного хребта, скатывались свежие цепи и с немой яростью бросались на штыки. Справа, к Пограничному перевалу, послышался рев моторов, лязг гусениц пробившихся через тайгу танков, частая пулеметная и орудийная стрельба; слева, во фланг японских позиций, ударили два батальона дивизионного резерва.
Зажатые с трех сторон японцы не выдержали удара и отхлынули за хребет, в падь Шитоухе.
* * *
Захватив два туннеля и прикрывавшие их укрепления между станциями Сабурово и Пограничная, полк Свирина сходу выбил японцев из траншей второй позиции и вгрызся метров на восемьсот в пограничненский узел сопротивления. Но за падью Эсауловской подступы к третьему туннелю перекрывал хребет Пограничный. Узкий проход в нем вдоль железной дороги седлали высоты Гарнизонная и Верблюд, на каждой пятиамбразурный артиллерийско-пулеметный бастион. Кинжальный огонь их пулеметов косил под корень кустарник и все, что встречалось на его пути. По взбухшей пади густо взлетали бурые султаны болотной жижи, клубился парок, шлепали комья грязи, на железнодорожном полотне звонко лопались рельсы, с треском разлетались шпалы. Бойцы в цепях лежали бледные и озлобленные.
— Это и есть Центральный бастион? — поинтересовался командир танкового полка, высунувшись из канавы, по которой пробирался вместе с подполковником Свириным. Не дождавшись ответа, добавил:
— Силен! К нему и на танке ни один мой орел не подлетит.
— Ну и гвоздят, сукины сыны! — не то восхищенно, не то испуганно воскликнул сопровождавший командира танкового полка старшина. — Всех лягушек в болоте перебьют.
— Перестаньте балагурить, старшина! — недовольно одернул Свирин.
— За ваших людей страшно, — смутился тот, — Разрешите закрыть его! — вдруг обратился он к своему командиру полка.