У времени в плену. Колос мечты

Лесня Санда

У главных ворот толклось множество конных и пеших. Асени пошел к эль-агалары — адъютанту и доверенному лицу паши.

— Прошу тебя, эффенди, — сказал он, — извести сиятельного пашу, что прибыл ворник Лупу из Молдовы по срочному и важному делу. Просит благоволения быть допущенным.

Эль-агалары ушел и, возвратившись вскоре, выкрикнул:

— Пусть войдет ворник!

Абаза-паша, мужчина средних лет, в смоляной бороде которого уже поблескивали серебристые нити, сидел на низком диване и задумчиво потягивал кальян. Сделав несколько шагов, ворник остановился посреди

комнаты и низко поклонился.

— Многая тебе лета, светлейший паша!

— Салям-алейкум, эффенди ворник! — ответил паша, вынув янтарный чубук изо рта. — Присядь, отдохни.

— Премного благодарен, но разве теперь время отдыхать?

— Твоя правда! — молвил паша и прикрыл крашенными кармином веками свои проницательные глаза, явно не торопясь приступить к деловому разговору. — Благополучно ли добрался?

— Слава богу!

— Здоровы ли жена и дети?

— Расставался со здоровыми, а теперь — кто знает, живы ли еще? На престоле Молдовы сидит враг мой.

— Аллах позаботится об их жизни, — спокойно продолжал тянуть время паша.

— Тяжкое выпало мне испытание. Надеялся, что на этот раз, как не стало того предателя, я займу престол...

Паша с притворной печалью покачал головой.

— Все было ладно продумано, но султан повелел иначе. Придется подождать.

Лупу вынул из кармана кожаный футляр и достал из него алмазное ожерелье.

— Шлет тебе моя супруга это ожерелье в дар к празднику байрама за то, что радеешь о нашем благоденствии.

Паша взял в руки ожерелье и, перебирая в руках, залюбовался им.

— Замечательные украшения имеет супруга твоя, но сама она, должна быть, еще прекраснее.

— Жена моя красива и очень преданна.

— Передай, что весьма доволен ее даром.

— Кто знает, увидимся ли с ней еще? — с тревогой в голосе сказал ворник. — Только ты, светлейший, можешь избавить меня и всех домашних моих от злобы того, кто теперь занимает молдавский престол.

Паша озабоченно глянул в зарешеченное окно.

— Времена теперь смутные. Ты, должно, видел у моих ворот войско?

— Видел, о, паша!

— Полагаю, ты понял, что не ради байрама прибыло оно сюда?

— Догадываюсь, светлейший!

— Все, что я скажу тебе сейчас, не должно дойти до чужих ушей...

— Тайну сохраню пуще жизни! — заверил его Лупу.

— Ссора у нас с гяурами-ляхами. Король их глазами завидущими на Молдавию смотрит. Это по его приказанию бороздят казаки море и наших подданных грабят. Двинем татар, поднимем войска из Буды, и валахов, и молдаван и истребим змеиное племя ляхов. Вот видишь, сам-то я не могу тебе помочь сейчас, но заботу о твоей судьбе передам в надежные руки. Завтра получишь грамоту к великому нашему кислар-аге, повелителю султанского гарема. С этим посланием пойдешь к судейскому чиновнику — миралем-аге на улицу Сулеймана. Через него и узнаешь, как продвигаются дела.

Ворник поклонился и вышел. Разговор его расстроил. Свара между турками и ляхами станет еще одной преградой на пути к цели. Но что поделаешь!

Есть ему не хотелось. Поковырял в тарелке и отставил ве. Улегшись,

долгое время не мог заснуть. Черные мысли терзали, как хищные птицы. А когда он, наконец, забылся, стали сниться кошмары. Утром проснулся обессиленным. На душе было прескверно. У открытого окна ревел осел.

— Уходи, скотина! — замахнулся сапогом ворник. Но ослик не обратил на него никакого внимания. Лупу высунулся из окна и хлопнул его сапогом. Ослик даже ухом не шевельнул и продолжал реветь. Проходивший мимо слуга посоветовал:

— Брось ему корку хлеба, эффенди, иначе не избавишься.

Ворник кинул ослику краюху, и тот тут же удалился.

— На этой земле даже ослы берут взятки! — тяжко вздохнул Лупу.

Одевшись и поев, он вновь отправился к паше и, получив обещанное письмо, не задерживаясь, вместе с Констанди Асени и четырьмя парнями, которых захватил с собой для охраны, покинул Силистру. На перекрестке двух дорог ворник остановился и сказал:

— Здесь, Асени, пути наши расходятся. Ты вернешься в Молдову и узнаешь, что там с моими домочадцами. Ежели застанешь их живыми, то скажи, что я велел покинуть город и всем ехать в Медвежий лог. Сам же я отправляюсь в Царьград. Найти меня можно будет в доме купца Ибрагима, возле большой мечети.

— Мне появляться в Царьграде нельзя, — сказал Констанди. — Злятся на меня греки из Фанара. Знают, по моей вине сгинули Батиште и остальные.

— И на меня там косо смотрят, но что поделаешь! Впрочем, ты можешь остановиться в Рущуке у моего дяди жупына Андрония Коча, на улице Роз. Жду тебя через месяц. Будь осторожен. Мовилэ, наверно, повсюду разослал своих людей.

— Все будет, как ты сказал, твоя честь.

— Счастливого пути!

— До скорой встречи, — сказал Асени и погнал коня к переправе.

Все время пути погода благоприятствовала ворнику. После нескольких дней почти безостановочной скачки Лупу добрался до Царьграда. Вечерело. С высокой башни мечети муэдзин сзывал правоверных на молитву. Пылал закат. Из-за глинобитных заборов в небо поднимались дымки, невесомые, как покров одалиски. Близилось время ужина.

У ворот Ибрагимова дома Лупу остановил коня. Увидав его с крыльца, Ибрагим бросился навстречу с распростертыми объятиями.

— Ишала! — радостно приветствовал он гостя. — Добро пожаловать, жупын ворник, — сказал он на молдавском языке, хотя внешностью ничем не отличался от турка.

— Рад, что вижу тебя в добром здравии, жупын Ибрагим!

— Называй меня Ионикой, твоя честь! — с укоризной промолвил хозяин дома.

— Ладно, Ионикэ. Ну, как поживаешь, братец?

— Верчусь, как могу. Но пойдем в дом. Мариам! — кликнул он старую служанку. — Принеси-ка нам перекусить!

— Эти люди со мной, — сказал ворник, показывая на своих провожатых. — Сможешь приютить их?

— И они, и кони получат все необходимое.

Мужчины уселись по-турецки на ковер и, обмакнув кончики пальцев в воду, занялись пловом с изюмом и запеченным барашком с пряностями. С Босфора тянуло запахом водорослей и ночной прохладой. Лунный серп повис на черном небе, как серьга в ухе цыганки.