Убийца Шута

Хобб Робин

Было темно. Огонь в очаге не горел. Занавески на окнах были задернуты. Я шагнула вовнутрь, и дверь захлопнулась за мной. Я остановилась, спокойно дыша, и ждала, когда глаза привыкнут к темноте. Моя свеча едва разгоняла тьму. Я двинулась вперед, медленно нащупывая путь. Я нашла угол своей кровати и двинулась к пустому сундуку у ее основания. Всего несколько шагов и мои руки нащупали холодную кладку очага. Дверь в комнату для слуги была закрыта, и внезапно мне стало страшно. По спине пробежала дрожь. Та посланница умерла здесь. Нет, вообще-то она умерла прямо на моей кровати. Прямо позади меня. Мгновенье я не могла заставить себя обернуться, чтобы посмотреть туда, но потом просто сделала это. Понимая,

что это не было глупостью. Или было? Я сказала Шун, что всем известно, что призраки задерживаются там, где умерли. А она умерла здесь. Я медленно повернулась. Мои руки дрожали и свеча в руках тоже, посылая дергающиеся тени по всей комнате.

Кровать была пуста. Я ошиблась. Я не стала глазеть на нее. Нет. Я вернулась к закрытой двери. Осмелев, я подошла к ней и положила руку на дверную ручку. Она была холодной. Холоднее, чем обычно? Как будто призрак задержался там, где мы невольно оставили ее. Я толкнула щеколду вниз и отперла дверь. Порыв ветра из комнаты как будто высосал все пламя из свечи. Я стояла неподвижно, пока оно не успокоилось.

Комната выглядела более пустой, чем когда я видела ее в последний раз. Старый стол и кувшин остались там. И тяжелый каркас кровати все еще плотно прилегал к моему тайному проходу. Как будто пустая мебель и старый кувшин упрекали меня. Я заговорила с ее призраком.

– Если я буду знать, что вы здесь, то смогу заботиться о вас. Я думала, вы ушли.

Я не почувствовала никаких изменений в темноте, но ощутила себя смелее от того, что заговорила с ней напрямую.

Было трудно отодвинуть кровать от потайного входа, держа в руках свечу, но мне удалось. Я перелезла через нее, что бы нажать на рычаг, затем залезла назад, чтобы пройти внутрь. Я капнула воск на пол прохода и прикрепила туда свечу прежде, чем рама кровати встала на место и захлопнула дверь. В моем тайном лабиринте я сразу же почувствовала себя лучше. Я взяла свечу и, следуя знакам на стене, в которых едва ли нуждалась, добралась до своей маленькой берлоги. Дойдя до конца, я вдруг озадаченно остановилась. Что-то было по-другому. Запах? Повеявшее в воздухе тепло? Я тщательно изучила маленькую комнату, но не заметила ничего плохого. Я осторожно шагнула вперед, споткнулась и растянулась на полу. Свеча выпала из рук, описав дугу, и только благодаря удаче не погасла. Но тут вступился злой рок и свеча подпалила свиток слева от двери. Край только начал тлеть, когда я, царапая колени, схватила свечу. Я поставила ее в подсвечник и повернулась взглянуть, обо что же я споткнулась. Это было похоже на сверток из ткани. Теплой ткани.

На мгновение я почувствовала головокружение, когда взглянула на пол. Маленькая хмурая кошачья морда появилась из ниоткуда. Он медленно растянулся по полу и упрекнул меня.

Эй.

Только небольшой край крыла бабочки выдавал плащ, лежащий кучей на полу. Я схватила его и прижала к груди. Он был теплым и пах котом.

– Что ты делаешь?
– спросила я.

Сплю. Было тепло.

– Это мое. Не смей брать вещи с моей полки.
– Теперь я видела, что на полке, где лежали миска и черствый хлеб все было сдвинуто в сторону. Со свернутым подмышкой плащом я быстро осмотрела остальные свои вещи. Хлеб был пожеван с краю и выброшен. Там же была половинка колбаски. Осталось всего несколько кусочков.
– Ты ел мою еду и спал на моем плаще!
–

Не твоем. Ее.

Я задержала дыхание.

– Теперь он мой. Она мертва.

Так и есть. И теперь он мой. Она обещала его мне.

Я уставилась на него. Мои воспоминания о событиях того дня померкли. Не те, что случились вечером, а те, что были утром. Я не

могла вспомнить, почему вообще пошла гулять в ту часть поместья. Она была холодной и темной, совсем не привлекательной во время хмурых дождливых дней. Я едва помнила, как увидела крыло бабочки на земле. Я не могла точно сказать, было ли это воспоминание того дня или воспоминание из сна. Но я помню, что когда отец подошел, то вскрикнул от удивления. И что-то умчалось прочь в кусты. Что-то черное и пушистое.

Да, я был там.

– Это вовсе не значит, что плащ принадлежит тебе.

Он сел очень прямо и обернул свой черный хвост вокруг белых лап. Я заметила, что у него были желтые глаза, в которых плясали огоньки.

Она отдала его мне. Это была честная сделка.

– За что? Что мог предложить ей кот?

Золотой блеск мелькнул в его глазах, и я поняла, что оскорбила его. Я оскорбила кота. Всего лишь кота. Почему же тогда холодок страха пробежал по моей спине? Я помню, как моя мать говорила мне, чтобы я никогда не боялась извиняться, если была не права. Она говорила, что это уберегло бы ее и отца от многих неприятностей, если бы они следовали этому правилу. Затем она вздохнула и добавила, что извинения не могут полностью стереть слова или поступок, но все же стоит попробовать.

– Я приношу свои извинения, - сказала я искренне.
– Я многого не знаю о котах, потому что у меня никогда не было своего кота. Я думаю, что я оговорилась.

Да. Так и есть. Дважды. Сама идея того, что человек «может иметь своего кота» так же оскорбительна.

Внезапно он задрал заднюю лапу и начал себя вылизывать. Я знала, что он оскорблял этим меня. Но предпочла промолчать. Это продолжалось смехотворно долго. Я начала замерзать. Я тайком ухватилась за край плаща и накинула его на плечи.

Когда он наконец закончил, то сосредоточил на мне свои круглые, немигающие глаза.

Я проник в ее сны. Я лег рядом и мурлыкал долгой холодной ночью. Она была тяжело ранена. Умирала. И знала это. Ее сны были мрачными, полными лиц тех, кого она потеряла. Ей снились существа, которые были в ней, прогрызали свой путь через ее кишки. Я проник в ее сны. В них я был Главным Котом, сильным за счет воображения. Я прогнал и убил тех, кто причинял ей боль. Я вцепился в них когтями и вырвал их внутренности. Ближе к рассвету, в самый мороз, я пообещал ей, что приведу тебя к ней, она будет обнаружена и передаст послание. Она поблагодарила меня, и я сказал ей, что хотел бы наслаждаться ее теплым плащом. На что она ответила, что это будет возможно, когда она уйдет.

Его история была похожа на правду. Вся, кроме последнего утверждения. Я знала, что он врет. Он знал, что я знаю, что он врет. Он лениво улыбнулся неподвижным ртом. Он провоцировал меня оспорить его рассказ. Глубоко в сердце заворчал Волк-Отец. Ему не нравился этот кот, но его рычание предупреждало меня о кошачьей хитрости.

– Хорошо. Я оставлю этот плащ на ночь здесь, чтобы ты мог им пользоваться.

Поторгуемся, предложил он.

Ага. Я наклонила к нему голову.

– Что у меня есть такого, чего бы хотел кот?

Он сузил глаза.

Кот хочет иметь право спать на кухне у очага, в своей корзине с мягким одеяльцем. И травы…

– Кошачья мята. И блошница дизентерийная.
– Я знала об этом. Моя мать завела эту традицию.

Именно. И если ты увидишь, что кто-то гоняет меня метлой, то должна накричать на них, прогнать и отшлепать так, чтобы они никогда не осмелились сделать это вновь.

– Я могу это сделать.