Уличная красотка

Новиков Александр Васильевич

«Ты моя нечаянная милая…»

Ты моя нечаянная милая — Жизнь тобой вернула мне должок, — Не сирень, не хмарь в душе жасминная, А на сердце ласковый ожог. Что толпа? Она дика и мелочна, Ей плевать, и ей не до того, Как целует ласковая девочка Лучшего случайного его. Хрупкая, отчаянная, беглая, Цепких рук накинувши петлю. И влезаю через губы в пекло я — Эй, откройте, я ее люблю!

«У нее золотой соломой…»

У нее золотой соломой Разлохмачена голова. Я навстречу иду соловый, Ковыляю едва-едва. И в дыму сигаретном едком Среди звезд, коим несть числа, Не признаю я в ней соседку, Что стремительно проросла. Как актеришка, освистанный Стылым ветром и скопом птиц, С полувзгляда я к ней пристану И взыграю спектакль двух лиц. И спою под ее ладоши, Под девический под хихик, Что

я мот и бандит хороший — Трачу жизнь и гублю стихи. 2001 год

Уличная красотка

Как была бы улица скучна, Да и вечер был из грусти соткан, Если б не ходила здесь она, И ночной квартал за ней — глазами окон. А еще — ночные тормоза, Руки нараспах, как весла в лодках. Кто сказал, он правду ей сказал: Уличная красотка. Я за ней и рыскал, и бродил, Колесо мое у ног ее вертелось. Я ее, ей-богу, не любил, Но хотелось мне, как мне ее хотелось! В полночи — белесая свеча, Вспыхнуть ей, да спички нет. И в такт с походкой Волосы, как воск, текли с плеча. Уличная красотка. Девочка, растрепанная вдрызг, Дождь тебя ославит в трубах водосточных. А еще слеза фонарных брызг На глазах твоих сверкнет звездой полночной. Путь твой от жилья и до жилья Спрячет ночь от глаз в своих обмотках. Девочка не взятая моя. Уличная красотка. 1994 год

Улыбка родины

Сижу в прибрежном кабаке, Ем чужеземную креветку, Блещу колечком на руке И вспоминаю небо в клетку. О берег волны чистят клюв, И море камешки катает. А той, которую люблю, Мне больше моря не хватает. Сижу в прибрежном кабаке, Лечу себя светло и пьяно, С души сорняк на сорняке Стригу под чистую поляну. И кудри девиц-облаков Крутить в руках и тискать метит И пьет — дурак из дураков — Со мною водку местный ветер. Здесь даже рифмы строить лень — Пускай там-тамов гул летает, Пускай побудет не сирень — Пусть пальма гривой помотает. А та, которую люблю, И улыбается напротив, Со мной готова хоть в петлю И хоть — канкан на эшафоте. Неба синеву сечет крылами Птица незнакомая, И летаю на аэроплане Мысленно до дома я. А когда корабль с названьем русским Бросит сверху сходни нам, Сквозь его гудок с прищуром узким Улыбнется родина. 2006 год

Улю-лю

Как ни крути, а была с приблатненным оттеночком, Песня любая, и ветер пьянил, как вино. И целовала меня синеглазая девочка. Как это было давно… Было давно. Девочка милая, первая в мире красавица, Тонкая, хрупкая, даже капризная, но… Ради нее так хотелось пропеть и прославиться. Как это было давно… Было давно. Эти слова на ветру — будто лодки бумажные — Волны кидали наверх и топили на дно, И на прощанье рукой помахала однажды мне. Как это было давно… Было давно. Звезды, луна, фонари сговорились зажмуриться, Или в глазах моих стало бездонно темно? И опустела земля на сиреневой улице. Как это было давно… Было давно. Шепотом ей вслед повторял я это: Я тебя люблю… Я тебя люблю. Но вдогонку мне отвечало эхо: — Улю-лю…Улю-лю…Улю-лю… 2005 год

Фонарь

Блестяшками весь город Обвешан, как дикарь. Откинув черный ворот, Качается фонарь. Он в лампочку пригрезно Когда-то был влюблен, Она из кожи лезла Туда, где светит он. И только грянет вечер, Цветнее, чем неон, Светился ей навстречу И вдрызг качался он, Сиял тепло и ясно Среди ее двора. Но в полночь она гасла До самого утра. Он мог поведать миру, Когда б к окну прилип, Как в эту же квартиру Ходил какой-то тип. Он бражил и смеялся, Аккордами глушил, К хозяйке прислонялся И лампочку тушил. И было в том романе, Всё пламенем горя, Всё — как с дырой в кармане, И всё — до фонаря. Они кидали сети В моря любви на дно, И было в лунном свете Всем фонарям темно. То ль ночь тянулась вяло, А то ль пришла пора — Окно вдруг зазияло, Как черная дыра. То ль лампочка сгорела С досады, сгоряча. А то ль зажглась несмело Для фонаря Свеча. 2006 год

Холст

По аквамарину — золота мазок Да десятка три пальм. Вот и вся картина — Золотой сезон, Десять дней всего. Жаль. Видано ли диво — жареный песок — Всласть его грызет волна. И хромает мило С пятки на носок Через этот холст она. Встав с восходом у мольберта, Щуря

глаз слепого маяка, Нас выводит в красках лета Вечного Художника рука. Время обернется грустью на струне, А пока оркестр — в раж. Вот она смеется И бежит ко мне, И страдает весь пляж. Выцветут едва ли краски-вензеля, И как память — холст мал. Как же ее звали Небо и Земля?.. Звали так, как я звал. 2007 год

Цветочный бульвар

Закачался палубой бульвар — Так солнце шпарит. Изо всех вокруг сидящих пар Дай присяду к этой паре. С головой в газету завернусь На пять минут. Поскучаю, повздыхаю и дождусь, Когда уйдут. Так и есть. Встают. Поверх меня Стрельнули взглядом. Ну, куда вы? Я же вас не прогонял, Хоть до звезд сидите рядом. Нет… Пошли. Конечно, к лавочке пустой. Ах, пара так мила. Мне лишь: «Дядя, ты простой…» И все дела. В ясный день неоном синим На цветочном магазине Вывеска все та ж, И трамвай в пылу звоночном Разбирает срочно, срочно Пестрых остановок ералаш. С грохотом по памяти обвал: Ну, точно, точно! Здесь же я, убей меня, бывал, Вот и магазин, скажи, цветочный! Не один бывал. И волосы — до плеч. А кто она?.. Что-то начинает солнце печь Хмельней вина. Имя выдохну, как поцелуй. Эх, были муки! Вот и голос: «Слышишь, лучше не балуй, Убери подальше руки!..» Поднимаю кверху сразу две, Шиплю ужом: — А хочешь, я без рук на голове? — И с ней заржем. На углу в стеклянной рубке Телефон опять без трубки — Позвони за так! И в большом зрачке оконном Сладким жалом Скорпиона Деву жалит звездный Зодиак. Гляну на часы. Опять стоят. Ах, вон, на башне… Тоже вспоминали вдругоряд, Как и я, за день вчерашний? Как на весь к утру уснувший двор, Носы задрав, Три аккорда — очередь в упор: «Кен бай ми лав!..» В голове засело — хоть колом Теши — не выбить! От гитары ребра лестниц — ходуном, Окна — в крик: она не выйдет! В спину — острыми булавками смешки Подружек-злюк. А я им в голы пазухи снежки — По локти рук. На двери замок висячий Косит скважиной незрячей — Сторожит киоск. Из цветочного отдела Через небо тянет тело В семь цветов большой висящий мост. Все. Пора идти. Дела, дела… Ах, память-ведьма. Вон, целуются. Девчонка так мила, Да и парень — не последний. Так сидят — куда уж ближе — Как мы, точь-в-точь. Ну-ка, ближе… Вижу, вижу… Родная дочь! Ну, теперь уж точно мне пора, Да боком, боком. Это дело, видно, здесь с утра — Оба сдернули с уроков. Не узнали, не увидели хотя б! (им до меня ль!) Подойди, попробуй, скажут: «Пап, Иди гуляй!..» В клумбе неба полуночной Млечный путь — бульвар цветочный С запахом фиал. Вариант невероятный: Два десятка лет обратно — Взял и по бульвару прошагал. 1985 год

Цветы

Я подарю цветы тебе не те, Что дети гор мусолят на прилавке, На рыночной заласанной плите Меняют на рубли в суетной давке. На все — цена. И взгляд из-под букле Вещает сухо: бесполезны торги. Цветы — тепла и солнца дар земле — Лежат мертвы и холодны, как в морге. По три, по пять зажатые в горсти, Переплывут в квартиры, в склянки встанут. О, женщина любимая, прости За детище теплиц, а не поляны! За атрибут банкетов и утех, Без разницы — в крестины, в упокойню… О, женщина, прости еще и тех, Кто вырастил цветы, как скот на бойню. Меня. Когда к тебе на полпути Я тискаю букет, а не помаду. Цветок! Меня и женщину прости, Свою погибель бросив нам в отраду. 1987 год

Цыганка

Цыганка (юбка — хвост павлиний!) Наманикюренным ногтем В ладони русла вещих линий Скребет извилистым путем. Чтоб в интересном самом месте, Как на скаку посредь пути, Душе взамен желанной вести Споткнуться вдруг: «Позолоти…» Я знаю: шельма ты, плутовка! Зажмешь червонец, дунешь — нет! Но золочу за то, как ловко, А не за то, как дашь совет. Два глаза — бусины под лаком — Цепляют — взгляд не отвести. Так под дождем глядит собака. «Позолоти… позолоти…» И в бесконечно длинной притче, Свой бред от бабки переняв, В ладонь, как в душу, пальцем тычет, На счастье выхватив меня. Так заговорщески таращит, Так щурит в трещины глаза, Что впрямь душе нет бреда слаще, Чем вся цыганская буза. Словоохотлива, как сводня, Она-то знает к сердцу путь: Чтоб быть уверенным в сегодня, Знать надо завтрего чуть-чуть. И, зная эту лихоманку, Глаза под брови закатив, Споткнется хитрая цыганка: «Позолоти… позолоти…» 1987 год