Умирающее общество и Анархія
Шрифт:
И вот, потратив массу драгоцннаго времени и массу сил на доставленіе торжества нскольким личностям, мы должны были бы потерять еще столько же не мене драгоцннаго времени и потратить понапрасну еще столько же сил, ради доказательства того, что эти люди – измнники, но что их измна нисколько не касается проповдуемых нами идей. И неужели же посл этого мы опять выставили бы новых кандидатов? Конечно, нт! Пословица «паршивая овца все стадо портит» очень стара, но вмст с тм и вполн врна; в особенности же она врна тогда, когда рчь идет, наоборот, об одной здоровой овц, пущенной в стадо паршивых.
Мы видим, таким образом, что нам нт цли пользоваться избирательным правом: оно не только не может дать никаких результатов, но, что еще важне, идет наперекор нашей цли, наперекор
Другіе противники – а с ними вмст и нкоторые анархисты – говорят, что во время революціи непремнно придется признать, если и не власть какого-нибудь вожака – так далеко они не идут, – то, во всяком случа, превосходство какого-нибудь одного лица, и подчиниться тому авторитету, который мы за ним признаем. Это – удивительное противорчіе, удивительное переживаніе крпко укоренившихся в нас вмст с воспитаніем предразсудков. Мы громко требуем свободы, а между тм в страх отступаем перед ея послдствіями; мы не довряем ея сил и хотим, для достиженія ея, прибгнуть к помощи... власти! Вот она, непослдовательность человческаго ума!
Чтобы стать свободным, самое лучшее средство это – начать пользоваться этой свободой, не подчиняясь ничьей опек; чтобы научить ребенка ходить, во всяком случа, никогда не начинают с того, чтобы связать ему ноги!
«Однако», говорят нам, «есть вещи, которыя одни люди знают лучше, чм другіе; поэтому, прежде чм начать дйствовать, нужно посовтоваться с этими знающими людьми и послдовать их совту». Мы всегда были того мннія, что иниціатива отдльной личности нисколько не исключает взаимнаго соглашенія в виду общаго дла, и что из этого соглашенія вытекает всегда извстная организація, извстное раздленіе труда, в силу котораго каждый становится солидарным со всми остальными и приспособляется в своей дятельности к дятельности своих товарищей по борьб или по работ; но от этого еще очень далеко до обязательства для каждой отдльной личности подчинять свою волю тому, кто будет признан боле компетентным в той или иной опредленной области.
Когда мы, напримр, отправляемся компаніей на прогулку и поручаем тому из нас, кто лучше других знает мстность, привести нас к намченной цли, то разв это значит, что мы избрали его своим вождем и обязались слпо идти за ним, куда бы ему не вздумалось нас повести? Разв мы даем ему в руки силу, которой бы он мог принудить нас подчиниться в случа, если мы бы отказались за ним слдовать? Конечно, нт. Если среди нас есть человк, который знает дорогу, мы идем за ним, потому что предполагаем, что он сможет привести нас к цли, и знаем, что он сам идет туда же, но этим мы нисколько не отрекаемся от своей собственной воли. Если во время пути кто-нибудь из нас замтит, что наш провожатый ошибается, или хочет завести нас не туда, мы постараемся гд-нибудь получить врныя свднія о дорог и пойти по тому пути, который покажется нам наиболе коротким или пріятным.
Не иначе должно быть и в борьб. Прежде всего, анархистам нужно отказаться от борьбы цлыми арміями против армій, от правильных сраженій в открытом пол, от военной стратегіи и тактики, управляющей полками, как шахматный игрок управляет фигурами на доск. В борьб нужно, главным образом, направить свои удары на учрежденія – сжечь документы, устанавливающіе права на собственность, податные реестры, нотаріальные акты, разрушить межевые знаки, уничтожить всевозможныя оффиціальныя записи и т. д. Экспропріація капиталистов, захват собственности в общую пользу, предоставленіе масс пользоваться предметами потребленія – все это дло скоре небольших и разсянных групп, дло мелких стычек, чм правильных сраженій. Эту борьбу анархисты должны будут постараться начать в возможно большем числ пунктов, чтобы таким образом напасть на правительство со всх сторон и, принудив его раздлить свои силы, разбить его по частям.
Но для этого рода борьбы не нужно никаких вождей. Если кто-нибудь задумает то или другое дло, он примется за него сам и постарается привлечь товарищей, которые, если предпріятіе им понравится, послдуют за ним, нисколько не отказываясь этим от своей собственной иниціативы; они просто пойдут за тм, кто им покажется способным руководить
Идея анархизма требует, чтобы тот, кто что-нибудь знает, длился своими знаніями с другими, чтобы тот, кому первому пришел в голову какой-нибудь проэкт, принимался за его осуществленіе, объяснив его тм, кого он хочет за собою увлечь; но никто не должен отрекаться, хотя бы временно, от своей воли: власти не существует, а существуют только равныя между собою личности, взаимно помогающія друг другу, сообразно своим способностям, не отказываясь ни от своих прав, ни от своей независимости. А чтобы доставить торжество анархическим идеям, самое лучшее средство, это – прилагать их на практик.
То же самое можно сказать и о всх тх средствах борьбы, на которыя нам указывают. Есть, напримр, анархисты, которые из ненависти к собственности доходят до оправданія воровства, и даже – доводя эту теорію до абсурда – до снисходительнаго отношенія к воровству между товарищами.
Мы не намрены, конечно, заниматься обличеніем воров: мы предоставляем эту задачу буржуазному обществу, которое само виновато в их существованіи. Но дло в том, что когда мы стремимся к разрушенію частной собственности, мы боремся главным образом против присвоенія нсколькими лицами, в ущерб всм остальным, нужных для жизни предметов; поэтому всякій, кто стремится создать себ какими бы то ни было средствами такое положеніе, гд он может жить паразитом на счет общества, для нас – буржуа и эксплуататор, даже в том случа, если он не живет непосредственно чужим трудом, а вор есть ничто иное, как буржуа без капитала, который, не имя возможности заниматься эксплуатаціей законным путем, старается сдлать это помимо закона – что нисколько не мшает ему, в случа, если ему удастся самому сдлаться собственником, быть ревностным защитником суда и полиціи.
Какое для нас, революціонеров, лучшее средство достигнуть революціи? Развитіе человческаго достоинства, подъем нравственнаго уровня, развитіе в человк независимости и гордости, которыя заставляют его не подчиняться чужому произволу, сопротивляться всякому угнетенію, возставать против всего, что ему кажется ошибочным или нелпым. Вс окольные пути, вс мелочныя и унизительныя уловки, вс старанія обойти тот или другой пункт закона могут с нашей точки зрнія, только повредить пропаганд, только отдалить нас от цли. Они принуждают к таким низменным поступкам, которые мы, вообще, отвергаем, и вмсто того, чтобы возвышать характер человка, наоборот, портят и принижают его, пріучая употреблять всю свою энергію на мелочи. Мы одобряем, напримр, (и хотли бы, чтобы подобные факты повторялись чаще) человка, который, будучи поставлен нашей общественной организаціей в невозможность жить, открыто и силой захватывает то, что ему нужно, громко провозглашая свое право на существованіе; но мы относимся совершенно холодно и равнодушно к поступкам, входящим в категорію обыденнаго воровства, потому что в них нт того характера общественнаго протеста, который, по нашему мннію, должен быть ясно виден во всем, что длается с цлью пропаганды.
То же самое можно сказать и о «пропаганд длом». Чего только не говорилось по этому поводу, каких только нелпых взглядов не высказывалось, как со стороны защитников, так и со стороны противников этого пріема борьбы?
«Пропаганда длом» есть ничто иное, как мысль, перешедшая в дйствіе, а в предыдущей глав мы видли, что сильно чувствовать что-нибудь значит вмст с тм стремиться примнить свое чувство в практической жизни. Это – достаточный отвт противникам. Но, с другой стороны, мы встрчали и таких сильно увлекающихся, но мало думающих анархистов, которые хотли свести все к одной только пропаганд дйствіем; убивать буржуа, истреблять фабрикантов, поджигать фабрики, разрушать зданія – вн этого для них не существовало ничего. Всякій, кто не говорил об убійствах или поджогах, не был, в их глазах, достоин названія анархиста.