Ураган. Последние юнкера
Шрифт:
— Не командование, а разбойничье атаманство, — резко перебил его генерал.
— Я сам просил о назначении меня в один из отрядов действующих против вас. Цель же моя была, во чтобы то ни стало пробиться к вам и явиться к генералу Корнилову, о чем свидетельствует и то предписание, которое отобрали у меня при аресте.
— Ну, это предписание мало что доказывает. Вы могли найти его, снять с убитого или отнять у пленного.
— Это верно, ваше превосходительство, но мои документы, мой отпускной билет. Они свидетельствуют
— Не убедительно, — пробурчал генерал. — А что может служить гарантией, что и эти документы не достались вам таким же способом, как и предписание?
Карягин задумался.
«Черт их знает. Как же им доказать, что я действительно я».
Невольно вспомнилась ему виселица, которую он мельком видел, проходя через площадь. Мурашки пробежали по его спине. Вдруг он вспомнил о ротмистре Зайцеве, который помог ему в Москве достать подложные документы и предписание.
•«Ведь Зайцев ехал к Корнилову. Если он доехал, я спасен».
— Ваше превосходительство, — снова заговорил он. — В одной из военных частей добровольческой армии находится мой товарищ но N-скому полку. Ротмистр Зайцев. Он может засвидетельствовать не только мою личность, но и мое стремление попасть в добровольческую армию во время нашего совместного пребывания в Москве.
— Зайцев? — переспросил генерал.
— Делопроизводитель, попросите в штабе дать справку, находится ли у вас ротмистр Зайцев N-ского полка. Если он состоит у нас, то попросите немедленно прислать его в суд.
— Ну-с, хорошо, — продолжал старик, снова обращаясь к Карягину. — Что еще вы можете сказать для своего оправдания.
— У меня остается еще немного, что я хотел бы доложить суду, — отвечал последний. — Я хочу обратить внимание суда на то, как была организована защита и охрана станицы от наступающих частей добровольческой армии отрядом, которым я командовал. Для всякого военного человека, по моему мнению, должно быть совершенно ясно, что обороной руководил человек или ничего не понимающий в военном деле, или обдуманно способствующий неприятелю. Зная из опроса проезжих о вашем наступлении, я принял все
меры, чтобы облегчить и обеспечить вашу победу. Мною был выслан только один разъезд, которого не выслать я не мог, опасаясь обвинения в предательстве или, по крайней мере, возникновения подозрений у комиссара. Он от меня не отходил. Никаких других мер безопасности мною принято не было. Ни одного караула или заставы я не выставил. Весь мой отряд в полном составе, за исключением одного разъезда, спал по квартирам.
— Имеются ли, господа, какие-либо вопросы? — обратился генерал по очереди к обоим членам суда, слегка наклоняясь в сторону спрашиваемого.
Последовали отрицательные ответы.
— Хорошо, пока нам сообщат о ротмистре Зайцеве, потрудитесь-ка стать вон в тот угол и
Как и Карягин, сопровождаемый конвойными, испуганно озираясь, вошел комиссар. Увидев председателя, он бросился перед ним на колени.
— Ваше превосходительство, — быстро-быстро заговорил он. — Ваше превосходительство, пощадите. Я не своею волею. Партийная дисциплина заставила. Я не хотел идти против народных патриотов, но не мог не подчиниться силе. Вот он свидетель, — тут он бросил умоляющий взгляд на Карягина. — Они свидетель, как я любил генерала Корнилова, который так геройски убежал из австрийского плена. Я...
— Да замолчишь ли ты! — топнул ногою генерал. — Как твое имя, отчество и фамилия?
Бледный как мертвец, со слезами, стоявшими в глазах, комиссар назвал себя.
— Ты ли был комиссаром той шайки разбойников, которую этой ночью мы выгнали из станицы?
— Да, ваше превосходительство. Я был комиссаром, но клянусь вам Богом, что не по своей воле. Клянусь, что никогда не буду больше, как бы меня ни пугали...
— Довольно, — остановил его генерал.
Задав обычный вопрос членам суда о неимении вопросов, он велел вывести подсудимого.
Шатаясь, с блуждающим взглядом, несчастный поднялся с колен. Несмотря на старание конвойных, он ни за что не хотел встать на ноги, во все время допроса.
— Пощадите, — прерывающимся голосом произнес он и, поклонившись, вслед за конвойными пошел к дверям.
«Сыщут Зайцева или нет?» — сверлила мысль в голове Карягина. Воображение уже рисовало ему площадь. Толпу народа, виселицу и его, Карягина, стоящего на эшафоте с петлей на шее. Ожидание начинало волновать его нервы. Он с досадою заметил, что начал дрожать мелкой дрожью.
«Лишь бы судьи не заметили», — силился он одолеть свою слабость.
Как в тумане прошел перед ним допрос комиссара. Как будто издалека доносились до него вопросы председателя и ответы подсудимого.
— Ввести следующего, — между тем приказал генерал.
— Ваше превосходительство, ротмистр Зайцев явился, — произнесла чья-то голова, просунувшись в приоткрытую дверь.
Как будто птицы запели в душе Карягина.
«Спасен», — мысленно поздравил он себя, и к нему снова вернулась вся его бодрость.
— Пусть войдет, — ответил генерал.
— Знаете ли вы этого человека? — обратился он к вошедшему.
Зайцев обернулся, и при виде Карягина лицо его изобразило удивление, а затем неподдельную радость.
— Так точно, ваше превосходительство. Эго ротмистр Карягин, мой однополчанин.
— А можете ли вы засвидетельствовать, что он действительно пытался проехать в добровольческую армию?
— Безусловно, могу. Мы, ваше превосходительство, с ним внести хлопотали в Москве о получении предписаний и подложных паспортов. С этой стороны я могу поручиться за ротмистра Калягина.