Услышь меня, чистый сердцем
Шрифт:
Стас принес это кресло домой из мебельного комиссионного, что находился на набережной, где потом был «Ганг», принес и торжественно сказал:
— Вот тебе от меня подарок, Валена! Прими, пожалуйста.
Не вернулось ко мне старинное кресло. Кто теперь сидит в нем? И как тот, другой, чувствует себя в моем кресле?
Мне был очень дорог этот подарок Стаса. Странные люди…
Я убеждена, что у каждой вещи есть энергия и что похищенная вещь никогда не принесет радости новому владельцу,
Больше я ничего не знаю о Попкове.
На сцене я его не видела.
Не знаю, снимался ли он в кино?
…Вхожу в камеру. Накурено — ужас, но чисто. Обрадовались мне.
Рая-мальчик громко запела: «Я на шконочке лежу и ушами шевелю. Все лежу и лежу, на кормушечку гляжу…»
Очень смешно получилось.
И спрашивает:
— А Сергей Козлов был в суде?
— Был, — говорю..
— Ух, ты! Скажи Сереже, что я его песенку про Львенка и Черепаху на свой лад пою. Спроси — можно ли?
— Ладно, — пообещала я.
Денёв удивляется:
— Не понимаю, они что — совсем дураки? В твоем суде. Сколько раз можно к ним выезжать? Завтра опять?
— Нет. Завтра отдых..
— Ура!
Лаже Нина обрадовалась.
Я убеждена в том, что люди, почти все, изначально хорошие.
А зависть, с которой сопряжены и предательство, и воровство, и подхалимство, и все другие пороки, — это не что иное, как болезнь.
А болезнь — огромное несчастье.
Поэтому есть люди очень хорошие, просто хорошие и несчастные. Плохих людей нет.
Несчастных надо жалеть.
Правда ведь?
Денёв права — сколько можно выезжать в суд?
Сокрушительная усталость после поездок туда.
Предполагается, что 14 июля будет наконец-то давать показания врач «скорой помощи» — Поташников.
Только бы пришел!
Он — единственный объективный свидетель.
Будут допрашивать и меня.
…14 июля 1983 года меня привезли в суд неожиданно быстро.
— Ну ладно, Валентина, посиди здесь пока. Совсем холодно в камере, — беспокоился солдатик из конвоя.
После паузы спросил:
— Устала?
— Да.
Смотрю на телефон, который стоит совсем рядом со мной.
— Можно я позвоню? Быстро?
— Нет, Валентина, нельзя. Если засекут, я пропал.
— Очень быстро. Домой.
— Ладно, звони, — согласился он.
Набираю телефон Тани и Сережи — мама сейчас у них живет. Очень нервничаю. Руки не слушаются. Цифры путаются. Занято. Ну надо же!..
— Занято, — я чуть не плакала.
— Ох, Валентина!.. Давай по-быстрому еще раз.
— Опять занято.
И сама не знаю зачем, набрала телефон Инны Гулая.
— Инна, здравствуй!
Онемела Инна. Она хорошо знает мой голос по телефону. С испугом спросила:
— Ты
— Это неважно. Слушай меня, не перебивая. Я очень прошу тебя — не приходи в суд. Позвони, пожалуйста, Сереже с Таней, у них моя мама, и передай им привет. Я только что звонила — телефон занят. Еще раз прошу тебя — не приходи больше в суд. Ты мне мешаешь.
Инна закричала:
— Кто тебе разрешил звонить?
— Инна, не приходи в суд! Очень мешаешь.
— Не угрожай мне!
Я положила трубку, рыло очень тяжело. Я понимала, что на суд Инна все равно придет. В очередном бархатном платье. Сядет, как обычно, близко ко мне и будет смотреть с ненавистью… Почему? За что? Я и сегодня этого не понимаю.
— Все, Валентина, больше звонить нельзя, — это солдатик. Он набирает нужный ему номер и докладывает, что мы прибыли.
— Ты Гулая звонила?
— Да. Она плохо со мной говорила.
— Она просто растерялась. Не ожидала, что ты сможешь позвонить. Не расстраивайся. У тебя сегодня трудный день. Нельзя нервничать, — успокаивает солдатик.
— Спасибо тебе. Ты хороший. Сколько еще ждать?
— Если не перенесут на более позднее время, то часа два.
В дверь постучали, и мне пришлось пойти в бокс.
…Вызывается свидетель Кайдановский.
Наши отношения с Сашей Кайдановским тянут на толстый роман. Но вначале о его выступлении на суде.
Перед его показаниями был объявлен перерыв, и когда конвой уводил меня в камеру, я встретила Сашу в коридоре. Свидетели и просто зрители разгуливали или стайками шептались по углам, а Саша одиноко сидел на скамейке у стены.
Мы посмотрели друг на друга. Он не приподнялся, не поздоровался. Странно… Я впервые не разгадала его настроений… и никакой эмоции не почувствовала… удивительно… Почему так?
Не нахожу ответа.
Итак, Саше задают дежурные вопросы, он отвечает на них. Наконец судья спросила:
— Где вы работаете?
— Нигде, — ответил он.
— Как нигде? — озадачилась судья.
Саша повторил:
— Так… нигде.
Судья сделала паузу и еще раз требовательно спросила:
— Кайдановский, где вы работаете?
Вижу, что Саше понравился этот дурацкий диалог, и он опять беззаботно отвечает:
— Нигде.
Судья начала основательно сердиться:
— Кайдановский, к вашему сведению, есть такая статья под номером 209, и есть еще несколько статей, по которым вы можете оказаться перед судом в другом положении, нежели теперь. Я еще раз спрашиваю вас: где вы работаете или работали в последний раз?
Саша вздохнул, повернулся ко мне и спрашивает:
— Валя, в каком году меня уволили из Театра Вахтангова?