В доме коммерции советника (дореволюц. издание)

Марлитт Евгения

– Не волнуйся такъ, Генріэтта! – говорила Кети умоляющимъ голосомъ.

– Перестань, Кети, дай мн высказаться! – сказала больная съ раздраженіемъ. – Я положительно не могу больше молчать, внутреннее волненіе душитъ меня и грозитъ разорвать всю мою грудь. – Она облокотилась на локоть и провела рукою по растрепавшимся, блокурымъ волосамъ. – Помнишь, какъ Флора насмхалась надъ поздкой Брука, когда его вызвали по телеграфу и увряла, что онъ ухалъ на гулянье? Она даже подняла на смхъ Морица, говорившаго, что Брукъ похалъ на консультацію къ тяжело-больному. Нтъ, если она и на колняхъ будетъ просить прощенія, то и тогда не заслужитъ полнаго забвенія своихъ дерзкихъ поступковъ. Мн бы ужасно хотлось заглянуть теперь въ ея душу!

Неужели она способна будетъ глядть ему прямо въ глаза?

Кети, молча, сидла, опустивъ глаза, точно чувствовала себя виноватою. Бдная Генріэтта и не знала, что Флора никогда не встртится съ нимъ въ этомъ дом, такъ какъ дала общаніе не ступать больше въ эту „ужасную хижину“. Она не знала тоже, что дорогой символъ брачнаго союза, это простенькое золотое колечко, давно лежало на дн рки, если только волны не успли унести его въ море.

– Что же ты молчишь, Кети! – ворчала Генріэтта. – Право, въ твоихъ жилахъ, врно, течетъ рыбья кровь, что ты можешь оставаться хладнокровною. Правда, что заинтересованныя личности не близки твоему сердцу. Брукъ, напримръ, едва-ли занимаетъ тебя, – ты мало видишь его и рдко съ нимъ разговариваешь, но ты не разъ была свидтельницей дерзкаго поведенія Флоры, и часто слышала колкости и грубости, срывавшіяся съ ея губъ; – поэтому я думаю, что ты должна же имть хоть сколько нибудь чувства правосудія и жажды справедливаго наказанія и мщенія за вс обиды и оскорбленія!

При этихъ словахъ вся кровь бросилась Кети въ голову; щеки, уши, даже шея покрылась пурпуровымъ цвтомъ и глаза ея блестли, какъ два горячихъ угля; она даже забыла, что сидитъ у постели больной, и сказала громкимъ голосомъ: – Положимъ даже, что Флора почувствуетъ стыдъ и сознаетъ свою ошибку, но какая-же польза отъ этого оскорбленному человку? – Ты, вдь, сама говоришь, что Флора явно показывала ему свое отвращеніе; такъ неужели же его повышеніе можетъ вселить въ ея сердце любовь?

– Конечно, его теперешнее положеніе много значитъ для ея гордой, самолюбивой натуры, – отвчала Генріэтта, съ волненіемъ, – а Брукъ такъ любитъ ее, что при первой ласк съ ея стороны, забудетъ все прошлое! – Больная на минуту закрыла глаза. – Любовь его къ ней необычайна, кто-бы иначе веллъ ему такъ долго терпть ея ужасный характеръ? Да если бы самъ чортъ смотрлъ на него изъ ея прекраснаго лица, то и тогда онъ бы жадно цловалъ ея руки. – Теперь она вернется къ нему, и онъ будетъ вполн счастливъ; мы тоже не должны будемъ упоминать о прошломъ.

Кети не отвчала, – она видла волненіе больной сестры, столь сильно жаждущей счастія своего любимаго доктора. Что будетъ съ нею, если она узнаетъ ршеніе Флоры навсегда кончить съ этимъ долгимъ мученіемъ. Въ душ Кети происходила борьба; со вчерашняго вечера она не могла еще успокоиться. Все слышанное и виднное предстало теперь передъ ея глазами и мысли ея путались; неужели-же Брукъ можетъ быть счастливъ, если Флора возвратится къ нему не изъ чувства любви, а только потому, что обстоятельства перемнились и она будетъ женою лейбъ-медика? Да, онъ согласится снова прижатъ ее къ своему сердцу, посл того какъ она неоднократно оскорбляла и унижала его; вдь, онъ не далъ ей свободы даже и тогда, когда она открыто объявила передъ всми, что ненавидитъ его!

Въ сердц молодой двушки кипла злость, она не могла простить такую непонятную слабость разумному человку. Ей хотлось выплакать всю свою досаду, но она вспомнила, что сидитъ у постели больной, и подавила въ себ это чувство.

Лучше забыть свое горе, которому нельзя помочь, и начать какую нибудь вышивку для свадебнаго подарка новобрачной, если, дйствительно, свадьба будетъ на другой день Троицы.

Вскор въ комнату вошла тетушка; она принесла большую втку душистой сирени и съ восторгомъ говорила больной о чудномъ воздух наступившей весны. Затмъ она снова заняла мсто у постели Генріэтты и упросила Кети прогуляться въ саду для укрпленія своихъ силъ.

Молодая

двушка тотчасъ-же вышла изъ комнаты. Воздухъ и солнце были ея лучшими друзьями, придававшими ей силы и бодрость въ минуты внутренней тревоги и слабости. Дйствительно, погода была восхитительна, въ воздух чувствовался легкій ароматъ весеннихъ цвтовъ и смолистый запахъ распускающихся древесныхъ почекъ, – все было зелено и весело кругомъ. Кети вышла въ садъ, глубоко вдохнула въ себя этотъ целебный воздухъ, вытянула руки, что-бъ расправить мускулы, и устремила свой взоръ въ далекія окрестности, наслаждаясь прелестью растилавшейся передъ нею картины. А тамъ, надъ крышей, летали веселыя птички, наполняя воздухъ своими задушевными пснями, – это были первыя ласточки.

На двор, возл дома, стояла сторожевая будка старой собаки, которая теперь съ остервенніемъ рвалась, гремя цпочкой, за рябинькой курицей, отважно приближавшейся къ ней за нсколькими зернышками разсыпаннаго овса.

Кети старалась отогнать глупую курицу, чтобъ спасти ее отъ ярости собаки, и, молча, продолжала свой путь, поминутно нагибаясь, чтобъ срывать только что распустившіяся фіалки.

Сама того не замчая, молодая двушка дошла до берега рки, до того мста, гд кончалось владніе доктора. Ей невольно бросились въ глаза стеклянные осколки, ярко блествшіе на солнце; нагнувшись, Кети узнала въ нихъ разбитый стаканъ, изъ котораго она еще вчера принимала успокоительныя капли. Жгучая боль пронзила грудь молодой двушки и горячія слезы покатились по щекамъ, когда она вспомнила, какъ неловко поступила вчера передъ Брукомъ. Хотя онъ и ободрилъ ее ласковымъ словомъ, но, вроятно, внутренно посмялся надъ сантиментальностью и пылкой фантазіей молодой барышни. Да, это былъ хорошій урокъ для Кети. Она хотла скоре прослыть за злую и жестокую, чмъ за глупую и сантиментальную.

Скоро Генріэтту переведутъ въ виллу, тогда прервется всякое сношеніе съ маленькимъ домикомъ, и докторъ не захочетъ даже вспомнить о жителяхъ этой виллы.

Посл всего сказаннаго вчера Флорою, ей невозможно будетъ возвратиться въ домъ своего жениха и несмотря на нетерпніе Брука, онъ не увидитъ ее больше у себя и убдится наконецъ, что отвергнутъ ею. А можетъ быть онъ на возвратномъ пути зайдетъ въ виллу, что-бъ подлиться съ нею своею радостью? Но тогда маленькія брилліантовыя колечки скажутъ ему, на что онъ еще можетъ надяться.

Оставивъ позади себя берегъ рки и снова приближаясь къ дому, Кети услыхала сильный шумъ и громкое клокотанье цлой стаи курицъ. Поспшивши выйти во дворъ, она увидла какъ разъяренная собака бросалась на желтую курицу, а вс остальныя бгали взадъ и впередъ, испуская жалобные крики.

Въ ту минуту, какъ сердитое животное схватило несчастную курицу за хвостъ, молодая двушка храбро подбжала къ собак, крпко уцпилась ей въ ошейникъ и тмъ заставила ее выпустить на волю испуганную птицу. Между тмъ овчарка не могла простить Кети, что она такъ жестоко отняла у нея добычу и продолжала свирпо ворчать. Проводивъ собаку до ея будки, Кети только что успла вложить желзный крюкъ въ кольцо, вдланное въ каменную стну, какъ злое животное бросилось на нея и въ клочки разорвало оборку ея хорошенькаго платья.

– Злодй! – сказала Кети, оглядывая разорванную юбку. Въ эту минуту она услыхала поспшные шаги со стороны моста. По всей вроятности Брукъ возвращается изъ города, подумала Кети, но не оглянулась, надясь что онъ пройдетъ въ домъ, не обративъ на нее вниманія. Но докторъ прямо направился къ тому мсту, гд стояла молодая двушка. Еще издали онъ съ угрозой поднялъ палку на сердитаго пса, который моментально присмирлъ и спокойно улегся возл своего жилища.

– Мн придется удалить отсюда это животное, оно слишкомъ сердито, – сказалъ докторъ, приближаясь. – Правда, что онъ хорошій сторожъ, но за то часто пугаетъ насъ своими злыми выходками. Вы, кажется, справились съ нимъ, но я не одобряю вашу чрезмрную храбрость.