В доме коммерции советника (дореволюц. издание)
Шрифт:
Растроганная старушка обвила стройный станъ молодой двушки и ласково къ ней прижалась.
– Я отдыхаю душевно, когда смотрю на ваше свжее личико. Вы часто напоминаете мн Кети Лютера [15] , эту храбрую женщину, всегда готовую поддержать своего воинственнаго мужа, – сказала она грустнымъ голосомъ и поспшила вернуться въ комнату больной.
Между тмъ Кети отперла шкафъ, вынула оттуда банку съ кофе и большой сладкій пирогъ, нарочно приготовленный въ честь этого дня; затмъ она всыпала сахару въ хорошенькую голубую вазочку и усердно вытерла хрустальную тарелку.
Лукас
Катарина фон Бора – жена Мартина Лютера. Родилась в 1499 году, в возрасте девяти или десяти лет, когда ее отец женился вторично и в дом пришла мачеха, Катарина была отдана в цистерцианский монастырь. В 16 лет приняла монашеские обеты. Была среди девяти монахинь, вдохновленных писаниями Лютера оставить монашество. Побег из монастыря в бочках из-под рыбы, участие в организации которого предпринял Лютер, состоялся в апреле 1523 года. Лютер подобрал всем беглянкам подходящих женихов – кроме Катарины. Она не хотела замуж ни за кого иного, кроме как за самого Реформатора. Мартину было 42 года, Катарине – 26 лет. В июне 1525 года они дали взаимные обеты верности в августинском монастыре и спустя две недели венчались в городской церкви Виттенберга.
До встречи с Катариной Лютер отвергал возможность женитьбы, поскольку не хотел подвергать семью опасности (он был приговорен Вормским эдиктом к смертной казни). Меланхтон, который испытывал противоречивые чувства относительно поступка Мартина, на помолвке не присутствовал, но, тем не менее, позднее поддержал этот брак. Годом ранее Лютер оставил монашеские обеты и начал носить гражданскую одежду, но продолжал жить в монастыре, где ему, как профессору Виттенбергского университета, полагалась комната. Наследник и брат Фридриха Мудрого, Иоганн, подарил этой паре весь монастырь и сотню гульденов на ведение хозяйства.
Позже Лютер писал, что не променял бы Катарину на Францию или Венецию. "Мein Herr K"athe", как называл ее Мартин, навела порядок, сделала дом Лютера образцовым и гостеприимным. Лютер говорил: "Пусть жена сделает так, чтобы муж радовался, приходя, домой. А муж пусть сделает так, чтобы она грустила, видя, как он уходит". У Катарины и Мартина было шесть детей – три сына и три дочери. Ганс родился в 1526 году, Елизавета – в 1527 (умерла младенцем), Магдалена – в 1529 (умерла в 13 лет), Мартин – в 1531, Пауль – в 1533, Маргарета – в 1534. Лютеры также воспитали не менее шести приемных детей.
Осенью 1552 года (шесть лет спустя после смерти Мартина) Катарина приняла решение уехать из Виттенберга, где началась эпидемия чумы. Лошадь подвернула ногу, Катарина выпала из повозки и получила многочисленные увечья. Умерла в результате полученных травм спустя несколько месяцев, 20 декабря 1552 года.
Въ то время, какъ она рзала пирогъ на части, изъ комнаты больной кто-то вышелъ; а такъ какъ кухонная дверь не совсмъ плотно притворялась, то Кети замтила, что вышла Флора. Прекрасная невста прошла въ сни и осматривалась съ какимъ то нершительнымъ видомъ; но вскор глаза ея встртили того кого искали: изъ комнаты тетушки вышелъ докторъ.
Флора бросилась къ нему съ распростертыми объятіями.
– Лео! – послышался тихій возгласъ.
Кети вздрогнула и прислушивалась съ замираніемъ сердца къ этому звуку. Неужели это, дйствительно, былъ голосъ Флоры? Могла-ли она говорить съ такою нжностью и ласкою? Молодой двушк хотлось тотчасъ-же запереть дверь, что-бы ничего не слышать и не видть, но она не находила въ себ силы для этого и неподвижно стояла, какъ прикованная къ одному мсту.
– Лео, погляди на меня! – продолжала говорить Флора, не получая никакого отвта отъ своего жениха.
– Къ чему такая холодность? Я вижу, что ты мужественно борешься съ своимъ чувствомъ любви, что-бъ показать свою жестокость, что-бъ наказать меня. А за что? За то, что я вчера, потерявъ всякое сознаніе, не знала, что длала и что говорила? Лео, вспомни, что моя жизнь была въ опасности, я не могла успокоиться отъ волненія, а тутъ еще ты раздражилъ меня.
Кети невольно подняла голову; возл нея стояла кухарка и улыбалась, слушая,
Докторъ, отвернувшись отъ Флоры, молча стоялъ, неподвижно устремивъ глаза вдаль; какъ блдно было его чудное лицо, какъ крпко сжаты его губы, а между тмъ Флора такъ крпко прижалась къ нему, какъ вампиръ въ народныхъ сказаніяхъ.Услышавъ скрипъ отворившейся двери, Брукъ обернулся и взглядъ его встртился съ глазами Кети, при чемъ онъ такъ вздрогнулъ, точно его застали въ преступленіи. Флора съ удивленіемъ посмотрла на него и сказала успокоительнымъ тономъ:
– Не пугайся, Лео, вдь, это только Кети!
Молодая двушка быстро проскользнула въ комнату больной. Сердце ея сильно билось, когда она дрожащими руками поставила тарелку на столъ и потомъ, по просьб Генріэтты, заманила веселыхъ птичекъ въ клтку и заперла за ними дверцу.
Въ эту минуту она замтила, что на бломъ песк клтки лежало тоненькое золотое кольцо. Кети осторожно достала его, положила въ карманъ и собиралась выйти, что-бъ приготовить кофе. Между тмъ президентша съ важностью говорила о приданомъ Флоры и насчитывала тетушк Діаконусъ все, что еще нужно было приготовить, какъ бы желая убдить старушку, что ея знаменитый племянникъ введетъ въ домъ нчто въ род принцессы.
Вскор въ комнату вошелъ докторъ, и Кети, вздохнувъ свободне, не поднимая глазъ, быстро проскользнула мимо него и скрылась за дверью. Въ сняхъ никого не было; по всей вроятности, Флора вышла въ садъ.
Поставивъ налитыя чашки на подносъ, въ то время, когда кухарка надвала чистый фартукъ, что-бы выйти къ гостямъ, Кети съ сильнымъ замираніемъ сердца вынула изъ кармана кольцо и подошла къ окну, что-бъ осмотрть его. „Э. М. 1843“ – прочитала она – Эрнстъ Мангольдъ. – Значитъ, это было обручальное кольцо матери Флоры.
Молодая двушка изумилась; непростительное легкомысліе, которымъ Флора думала помочь себ, вселило въ ея душу еще большее непріязненное чувство къ старшей сестр. Можно ли было осквернить такимъ образомъ этотъ дорогой символъ супружеской врности, свято сохраняемый матерью до конца своей жизни! Кольцо горло въ рукахъ Кети: ей хотлось такъ далеко его закинуть, что-бъ ни одинъ человкъ въ мір не могъ найти его, по это была собственность Флоры, которую ей нужно было возвратить.
Кети вышла изъ кухни и спустилась съ лстницы прямо въ садъ.
Флора неподвижно стояла у забора и упорно смотрла вдаль; дворовая собака не переставала лаять и ворчать, цлая стая куръ робко расхаживала вокругъ ея длиннаго шлейфа; но гордая красавица не обращала вниманія на все ея окружавшее и, скрестивъ руки на груди, продолжала стоять. Только, когда она замтила приближеніе Кети, то порывисто повернулась и на лиц ея отразилось сильное раздраженіе.
Она, видимо, находилась въ бурномъ расположеніи духа, а теперь брови ея сдвинулись еще мрачне, а въ глазахъ блеснула искра злости.
– Боже мой, ты опять у меня на глазахъ! точно привидніе! Можно-ли имть такъ мало такта! Къ чему было давеча выскакивать безъ всякой надобности? – крикнула она на сестру, точно передъ ней стояла двченка, которую не мшало иногда пугнуть. При этихъ словахъ, въ сердц Кети вспыхнуло справедливое негодованіе; она была самолюбива и не могла, испытавъ одно дерзкое оскорбленіе, подставить и другую щеку.
– Я принесла теб твое кольцо, – сказала она коротко и холодно.
– Давай его!
Лицо Флоры повеселло; она быстро схватила кольцо съ протянутой руки и надла его на палецъ.
– Слава Богу, что оно опять нашлось. Это очень дурная примта.
– Неужели ты тоже вришь въ примты? – спросила Кети задыхающимся голосомъ.
– Почему же нтъ? – Неужели ты думаешь, что умные люди не бываютъ суеврны? Наполеонъ I былъ суевренъ, какъ старая баба, и я не отрицаю различныя предзнаменованія.
Она посмотрла на Кети съ такою смлостью и твердостью, точно хотла выбить изъ молодой двичьей головки всякое воспоминаніе о прошломъ.
– Ты, кажется, забыла, что вчера не одна тамъ стояла, – сказала молодая двушка, указывая на мостъ.