В сказочной стране. Переживания и мечты во время путешествия по Кавказу (пер. Лютш)
Шрифт:
Ясное воскресное утро. Шесть часовъ. Мы стоимъ на станціи въ город Воронеж. Здсь родина Алекся Васильевича Кольцова; здсь бродилъ онъ по полямъ и писалъ свои стихотворенія. Онъ во всю жизнь не могъ научиться безъ ошибокъ писать на родномъ язык, но былъ дйствительнымъ поэтомъ, и уже шестнадцати лтъ отъ роду написалъ цлый томикъ лирическихъ стихотвореній. Его отецъ, бывшій всего только скототорговцемъ, не имлъ права владть крпостными, но былъ достаточно богатъ для этого и, несмотря ни на что, покупалъ ихъ и бралъ также въ залогъ. Между ними была и Дуняша, та молодая двушка, которую любилъ Кольцовъ, и которая платила ему тмъ же. Ей посвятилъ онъ нсколько прекрасныхъ стихотвореній. Онъ стерегъ скотъ своего отца въ лугахъ и тамъ писалъ къ ней безчисленныя, пылкія, страстныя стихотворенія. Но разъ, уславъ его за покупкой скота,
Ради любви своей…
Въ Воронеж воздвигнутъ ему памятникъ.
Кавалергардъ и дама съ брилліантовыми кольцами растворили у себя дверь отъ жары. Я вижу ихъ въ купэ, они уже встали и совершенно готовы, но у обоихъ грустныя лица. Маленькая супружеская ссора, думаю я. Но, немного спустя, я уже измняю свое мнніе, они шепчутся между собою по-французски и обращаются другъ съ другомъ на глазахъ у всхъ съ большою нжностью. Когда офицеръ хочетъ выйти, дама вдругъ задерживаетъ его на мгновеніе, наклоняетъ къ себ его голову и цлуетъ его. Оба они улыбаются другъ другу; имъ кажется, словно они одни въ цломъ позд. Нельзя себ вообразить лучшихъ отношеній. Тотчасъ видно, что они обвнчались недавно.
Я замчаю, что свча въ купэ цлую ночь капала стеариномъ на мою куртку.
Я длаю это открытіе слишкомъ поздно, вншность моя въ значительной степени пострадала, и я принимаюсь соскребать стеаринъ карманнымъ ножичкомъ и собственными ногтями. Утшительно было бы, если бы стеаринъ закапалъ по крайней мр не меня одного, но инженеръ, этакій шельма, разумется, не повсилъ своей куртки подъ другой фонарь.
Мн удается поймать человка изъ поздной прислуги, и я увряю его на различныхъ языкахъ, что со мною нужно что-нибудь сдлать, а человкъ усерднымъ киваньемъ даетъ мн понять, что вполн согласенъ со мною. Тогда, я отпускаю его. Само собою разумется, я вполн увренъ, что онъ вернется тотчасъ же, чтобы привести меня въ порядокъ. Я уже вижу его въ своемъ воображеніи снабженнымъ различными жидкостями, горячими утюгами, шерстяными тряпочками, пылающими угольями и щетками.
Подл меня стоитъ черкесскій офицеръ, вншность котораго такова: на немъ лакированные сапоги съ отворотами, въ которые вправлены обширные шаровары и коричневый со многими складками кафтанъ, перетянутый кожанымъ поясомъ. Спереди за поясомъ торчитъ наискось длинный кинжалъ, рукоятка котораго блещетъ чеканкой и позолотой. Наискось же поперекъ груди выглядываютъ кончики восемнадцати круглыхъ металлическихъ штучекъ, нчто въ род наперстковъ съ гранатнымъ донышкомъ. Это фальшивые патроны. На голов у него барашковая шапка.
Мимо проходятъ армянскіе евреи. Это богатые купцы, которыхъ, повидимому, не удручаетъ никакая земная нужда. На нихъ кафтаны изъ чернаго шелковаго атласа съ поясами, окованными золотомъ и серебромъ. Двое изъ евреевъ очень красивы, но одинъ юноша дущій съ ними, и лицомъ и тонкой фигурой напоминаетъ кастрата. Я испытывалъ очень противное впечатлніе, видя, что его спутники обращались съ нимъ совсмъ, какъ съ дамой. По Россіи и Кавказу здятъ взадъ и впередъ много такихъ евреевъ торговцевъ. Они ввозятъ въ горы товары изъ большихъ городовъ и забираютъ оттуда у жителей горъ ткани и ковры для крупныхъ центровъ,
Поздъ снова трогается. Мы длаемъ крутой поворотъ, и минутъ двадцать большой городъ Воронежъ со своими тысячами домовъ, куполовъ и колоколенъ все еще виденъ въ сторон. Потомъ мы демъ по полямъ, засяннымъ вперемежку арбузами и подсолнечниками. Дыни лежатъ на земл, словно большіе желтые снжные шары, а подсолнечники склоняются надъ ними, точно огненно-желтый лсъ. Подсолнечникъ разводятъ въ южной и средней Россіи ради масла. Листья цвтовъ обсахариваются и считаются любимымъ лакомствомъ. Повсюду можно встртить людей, грызущихъ семячки цвтовъ подсолнечника и выплевывающихъ скорлупки. Эта же табачная жвачка, только гораздо боле чистая и невинная. Кондукторъ прорзая ваши билеты, добродушно жуетъ, жуетъ и кучеръ на козлахъ, и продавецъ за прилавкомъ, и почтальоны въ городахъ, бгая съ письмами изъ дома
Далеко на горизонт видно большое темное пятно, какое-то тло, возвышающееся надъ уровнемъ земли. Оно похоже на воздушный шаръ, стоящій покойно тамъ на пол и не поднимающійся кверху. Намъ поясняютъ, что это большое дерево, отъ котораго намъ видна одна верхушка. Оно зовется на десятки верстъ кругомъ просто «деревомъ».
Мы възжаемъ въ Донскую область.
Безчисленные стога соломы и сна раскинуты по равнин, словно пчелиные ульи, тамъ и сямъ тихо стоятъ втряныя мельницы, стада почти неподвижно пасутся. Время отъ времени я пытаюсь сдлать хотя приблизительный подсчетъ животныхъ, и поступаю для этого слдующимъ образомъ: сначала, по возможности точно отсчитываю пятьдесятъ штукъ и соображаю, какъ велико пространство, занимаемое ими на пол, потомъ окидываю взоромъ и откладываю равное первому, на обоихъ вмст помщается такимъ образомъ сто головъ скота. Тогда отсчитываю я уже пространство по сотн штукъ скота, при чемъ прибавляю или убавляю тамъ, гд скотъ стоить тсне или рже. Такимъ образомъ, я прихожу къ заключенію, что стада эти состоятъ изъ тысячи быковъ, коровъ и телятъ, а иногда и боле. Два или три пастуха стерегутъ скотъ, держа въ рукахъ длинныя палки; они одты въ овчинные полушубки, несмотря на яркое солнце и, вроятно, большую часть времени стоятъ безъ дла, находясь къ тому же еще и безъ собакъ. Я вспоминаю невольно о жизни на Техасскихъ пастбищахъ, гд пастухи всегда здятъ верхомъ, готовые каждую минуту отражать съ револьверомъ въ рукахъ нападенія на ихъ скотъ сосднихъ пастуховъ. Правда, я не испыталъ этого самъ; раза два я пробовалъ получить мсто «cowboy'я», но получалъ отказъ по разнымъ причинамъ. Кстати, относительно близорукости: я вижу теперь гораздо лучше, чмъ десять лтъ тому назадъ. Однако ночью, сидя при ламп, я начинаю постепенно смотрть все хуже и хуже. Въ конц-концовъ мн, вроятно, останется только прибгнуть въ выпуклымъ стекламъ, а тамъ наступитъ и время очковъ и книги псалмовъ.
Станція Колодезная. Цлая толпа пестро наряженныхъ женщинъ подходитъ къ позду; на нихъ такъ много краснаго и синяго, что съ позда он кажутся похожими на цлое поле маковъ и васильковъ, устремившееся къ намъ. Он продаютъ фрукты, и мы принимаемся покупать виноградъ. Я хочу закупить невроятное количество винограду, чтобы сдлать добрый запасъ; но инженеръ отсовтываетъ мн это; теперь время винограднаго сбора, и чмъ ближе будемъ мы подъзжать къ Кавказу, тмъ лучше будетъ виноградъ. Женщины замчаютъ, что инженеръ удерживаетъ меня отъ покупки у нихъ, но, несмотря на это, продолжаютъ охотно говорить съ этимъ человкомъ, умющимъ объясняться на ихъ язык и разсказываютъ ему всякую всячину. Это сильныя, здоровыя крестьянки съ загорлыми лицами, черными волосами и вздернутыми носами. Глаза у нихъ темные. На голову и шею, по случаю воскресенія, он надли красные и голубые платки, также нарядились въ красныя и синія юбки. Большая часть въ овчинныхъ шубкахъ, шерстью внизъ, на иныхъ суконныя съ мховой опушкой. Но, несмотря на то, что он наряжены въ мхъ, ихъ красивые ноги босы.
Начинается степь, но около поселковъ еще видны группы липъ или ивъ. Стаи гусей ходятъ по степи и щиплютъ траву, я насчитываю ихъ до четырехсотъ въ большой ста. Ближайшіе оборачиваются къ позду и вытягиваютъ къ намъ шеи. Все тихо и мирно: сегодня воскресенье. Втряныя мельницы не работаютъ, время отъ времени до насъ доносится звонъ колоколовъ. Мы видимъ часто людей, идущихъ группами. Это, наврно, богомольцы, отправляющіеся въ церковь, и болтающіе по дорог о своихъ житейскихъ длахъ; они болтаютъ совсмъ точно также, какъ люди, идущіе въ церковь, тамъ у насъ, на родин. Въ селеніяхъ, мимо которыхъ мы прозжаемъ, дти киваютъ намъ, а куры бгаютъ взадъ и впередъ, словно отъ этого зависитъ ихъ жизнь.
Я кланяюсь офицеру, который хотлъ быть нашимъ спутникомъ по Кавказу, но онъ отвчаетъ гордо и холодно. Потомъ вдругъ узнаетъ меня и протягиваетъ мн об руки… Начался разговоръ. Какъ же я спалъ? Скверныя условія для спутниковъ въ Россіи, не такъ ли?.. Итакъ, только недльку во Владикавказ, а тамъ онъ прідетъ, ему нельзя обойтись безъ Пятигорска, тамъ есть дамы, прелесть! Его іудейская физіономія невыносима, и онъ самъ помогаетъ мн уклониться отъ него. Онъ скоро замчаетъ мою холодность и молчаніе и въ отместку заговариваетъ съ другими, словно не видя меня, благодареніе Богу.