В сказочной стране. Переживания и мечты во время путешествия по Кавказу (пер. Лютш)
Шрифт:
И молоканинъ смиряется. Къ чему намъ, въ самомъ дл, семь человкъ казаковъ спереди и сзади? Короче сказать, опасности никакой нтъ, онъ уже не разъ здилъ по этой дорог и хорошо знаетъ ее.
Мы приходимъ, такимъ образомъ, къ соглашенію, даемъ кучеру десять рублей задатка и получаемъ въ залога его извозчичій билетъ съ номеромъ. Дорогою онъ долженъ истратить на себя и лошадей пять рублей, а когда мы прідемъ въ Тифлисъ, то заплатимъ ему остальные 42 рубля. Путешествіе продолжится три дня. Завтра утромъ въ пять часовъ мы отправимся.
У дверей молоканинъ обертывается еще разъ и хочетъ, какъ слдуетъ, уговориться, что если мы въ горахъ захотимъ взять въ сторону
Теперь все въ порядк.
Мы оправляемся осматривать городъ. Владикавказъ, «господинъ Кавказа», иметъ 45,000 жителей, смотритъ на половину европейскимъ городомъ, обладаетъ театромъ, парками и засаженными деревьями бульварами. Нтъ въ немъ ничего особенно интереснаго для туриста, разв то, что ремесленники сидятъ со своей работой снаружи, на улиц, какъ и въ южной Европ, съ тою однако разницей, что ремесленники эти, какъ вс кавказцы, очень хороши собою, темнокожіе красавцы арабскаго типа. Мы подходимъ къ скамь, на которой сидятъ три человка и работаютъ металлическія вещи. Они чеканятъ и изготовляютъ оправы для кинжаловъ и сабель, пряжки для поясовъ, женскія украшенія; я покупаю трость, только что оконченную однимъ изъ художниковъ, она покрыта чеканными узорами и снабжена украшеніями изъ металла и четырехъ зеленыхъ камушковъ. Она стоитъ очень дешево, всего восемь рублей; рисунки на ней въ византійскомъ стил. Я длаю вычисленіе, что въ набалдашникъ трости вбито ровно девять тысячъ гвоздиковъ и металлическихъ пластинокъ.
Человку этому, казалось, мало было дла до того, чтобы сбыть свой товаръ. Когда мы подошли къ его прилавку, онъ всталъ, но не сказалъ ни слова и стоялъ совершенно спокойно. Я долго рылся въ его палкахъ и нисколько не торопился; когда я спросилъ его о цн, то онъ далъ мн короткій ясный отвтъ по-русски и снова замолкъ. Когда я заплатилъ, онъ не поблагодарилъ по-русски, а сказалъ что-то на другомъ язык и кивнулъ головой. Все время онъ продолжалъ стоять, и мы видли, что онъ слъ тогда, когда мы отошли.
Намъ хочется купить плэды, потому что высоко въ горахъ будетъ наврно холодно, а у насъ нтъ съ собою почти никакихъ теплыхъ вещей. Нашъ полковникъ, говорящій по-французски и по-нмецки, идетъ съ нами. Скоро мы находимъ магазинъ, гд продаются плэды; хотя полковникъ также чужой въ город, но для него нетрудно повсюду найти настоящій путь.
Намъ предлагаютъ скучные, европейскія плэды разныхъ сортовъ, но мы отвергаемъ ихъ вс. Наконецъ, находимъ мы пару мягкихъ съ большимъ начесомъ шерстяныхъ одялъ, восхитительне которыхъ трудно было бы что-либо придумать. Что они стоятъ? Голубоглазый человкъ въ черной шелковой куртк стоитъ за прилавкомъ, взглядываетъ на разцночный листъ и отвчаетъ: восемнадцать рублей.
Разумется, за оба, объясняетъ намъ полковникъ. Восемнадцать рублей за оба одяла!
Но голубоглазый человкъ понимаетъ по-нмецки, можетъ быть, онъ даже нмецъ, и отвчаетъ: нтъ восемнадцать рублей за штуку.
Полковникъ зналъ это, разумется, съ самаго начала, но тмъ не мене представляется очень изумленнымъ. Онъ вытаскиваетъ свое пенснэ, надваетъ его на носъ, глядитъ на одяла, затмъ на купца, и никакъ не можетъ оправиться отъ испуга, почему не произноситъ ни слова. Купецъ смотритъ на полковника, и такъ стоятъ оба нсколько минутъ.
Купецъ сдается первымъ, онъ говоритъ: да, восемнадцать рублей за штуку. При этомъ онъ развертываетъ одяла и начинаетъ толковать о цвт, сорт шерсти, качеств товара.
Но полковникъ, не говоря ни слова, отодвигаетъ одяла и длаетъ видъ, что хочетъ уйти. Мы слдуемъ за нимъ. Тогда полковникъ оборачивается и говоритъ: послушайте, послднее слово — сколько вы хотите за одяла?
Купецъ отвчаетъ: тридцать шесть рублей и снова принимается за свои объясненія. Тогда полковникъ говоритъ по-французски, что врядъ ли получимъ мы одяла дешевле.
Да, это совершенно невозможно продать ихъ дешевле, говоритъ намъ нмецъ, который, статься можетъ, вовсе не нмецъ, а французъ.
Полковникъ спорить съ нимъ еще нкоторое время, но напрасно; одяла завернуты, и я собираюсь платить. Когда я пересчитываю свои ассигнаціи и дохожу до тридцати четырехъ, полковникъ вдругъ восклицаетъ: будетъ! Онъ подаетъ купцу деньги и говоритъ, что онъ не получитъ ни копейки боле. Купецъ кривляется и не беретъ денегъ.
Ладно, тогда вы можете оставить себ одяла, говоритъ полковникъ. Въ то же время онъ суетъ мн подъ мышку громадный свертокъ и указываетъ на дверь, при чемъ бросаетъ ассигнаціи на столъ и выходитъ за нами слдомъ на улицу.
Наполовину безсонная ночь въ обществ кавказской лихорадки и кавказскихъ клоповъ. Въ половин четвертаго я просыпаюсь и встаю. Еще темно, но фруктовыя и табачныя лавочки напротивъ, по ту сторону улицы, освщены по обыкновенію. Я слышу, что гд-то въ дом звонятъ. Итакъ, не черезчуръ рано для того, чтобы позвонить, думаю я и хватаюсь за шнурокъ. Никто не идетъ. Я снова звоню, а пока ложусь на открытое окно, смотрю на улицу и жду. Никто не идетъ. Я звоню тогда еще разъ. Шесть разъ пришлось намъ звонить, чтобъ получить свои башмаки и что-нибудь позавтракать.
Дйствительно, нашъ молоканинъ останавливается подъ нашими окнами въ половин пятаго. Онъ говоритъ минутку съ швейцаромъ и снова отъзжаетъ. Мы сходимъ внизъ и ловимъ швейцара, но не можемъ, понятно, объясниться съ нимъ ни на одномъ язык и сами не понимаемъ ни слова изъ того, что онъ говоритъ намъ. Уже пять часовъ.
Молоканинъ катитъ опять мимо гостиницы; но, когда я преспокойно приподнимаю свой багажъ, чтобы уложить его въ экипажъ, его снова самымъ любезнымъ образомъ снимаютъ и уносятъ въ гостиницу. Мы никакъ не можемъ постичь столь изумительнаго поступка; такъ же мало понимаемъ мы и изъ того, что тамъ болтаютъ кучеръ и швейцаръ. Въ конц-концовъ мы приходимъ къ убжденію, что въ гостиниц задерживаютъ нашу поклажу потому, что мы еще не уплатили по счету. Тогда я возмущаюсь, вхожу въ роль вельможи и произношу по-норвежски пространную, пышную рчь, изобилующую многими звучными словами. Я забываю, что мы миссіонеры, вынимаю свой бумажникъ, ударяю по немъ рукою и употребляю слово милліоны, что звучитъ по-русски приблизительно такъ же, какъ и по-норвежски, чтобы они могли составить о насъ хоть нкоторое представленіе. Когда не помогаетъ и это, начинаю я говорить еще гораздо громче и требую счетъ — подать сюда этотъ жалкій счетъ!
Теперь, когда служители гостиницы убждаются, что невозможно что-либо намъ втолковать, ршаются они въ виду крайней необходимости разбудитъ нашего вчерашняго переводчика, полковника. Онъ сходитъ внизъ, довольно легко одтый, здоровается съ нами и просить извиненія за свой туалетъ. Тогда-то выясняется, что нашему отъзду препятствуетъ полиція. Въ окрестностяхъ появилась эпидемія на лошадей, и наша четверка должна предварительно подвергнуться осмотру. Полиція послала повстку нашему кучеру еще вчера, поздно вечеромъ.