В сказочной стране. Переживания и мечты во время путешествия по Кавказу (пер. Лютш)
Шрифт:
На станціи гуляетъ среди другихъ молодой черкесскій офицеръ взадъ и впередъ. Вотъ какъ онъ одть: лакированные сапоги для верховой зды съ золотыми пряжками на наружной сторон икры. Коричневая черкеска, достающая ему почти до лодыжки, придерживается въ таліи золоченнымъ поясомъ, изъ-за котораго торчитъ отдланный въ золото кинжалъ. Наискось черезъ всю грудь видны кончики восемнадцати позолоченныхъ патронныхъ оболочекъ. Сбоку длинная узкая сабля волочится по земл; рукоять ея усяна бирюзой. Черкеска немного открыта спереди на груди, и блая шелковая рубашка сверкаетъ на солнц, словно серебро. У него блестящіе черные волосы и блоснжная шапка изъ длинношерстной тибетской козы, шерсть которой свшивается ему низко на лобъ. Одежда его производить впечатлніе фатовской. Мн поясняютъ, что форма его вполн согласна съ уставомъ, только то, что у другихъ сдлано изъ полотна, у него изъ шелка, и что у другихъ
Этотъ офицеръ и оба мужика не выходятъ у меня изъ головы. Онъ, наврно, былъ ихъ господиномъ. Быть можетъ, ему принадлежалъ городъ, гд мы стояли, ему же, статься можетъ, принадлежалъ и замокъ Copia моріа, виднный нами нын утромъ, и вс т безчисленныя мили чернозема, которыя мы съ тхъ поръ прохали. Стоять! сказалъ онъ этимъ людямъ, и они остановились.
Когда Николая I преслдовала однажды на петербургскихъ улицахъ угрожающая толпа черни, то онъ оглянувшись кругомъ, протянулъ руку и вскричалъ своимъ громовымъ голосомъ: на колни! Толпа пала на землю.
Человку, который уметъ повелвать, покоряются. Какому-нибудь Наполеону повиновались съ упоеніемъ; было наслажденіемъ повиноваться ему. И русскій народъ все еще способенъ на это.
Валишевскій говоритъ въ своемъ сочиненіи о Петр Великомъ: когда Берггольцъ въ 1722 г. въ Москв присутствовалъ при казни колесованіемъ трехъ преступниковъ, старйшій изъ нихъ умеръ посл шестичасовой пытки, оба другіе его пережили. Одинъ изъ нихъ въ тяжкихъ мученіяхъ немного поднялъ свои изуродованныя руки, чтобы отереть съ лица потъ, замтилъ, что нсколько капель крови попало на колесо; онъ засмялся этому. Потомъ онъ приподнялъ изуродованную руку еще разъ и вытеръ съ колеса кровь, насколько могъ. Съ такими людьми можно многаго достигнуть. Но тамъ, гд понадобится пересилить ихъ инстинкты, ихъ представленія и предразсудки, наврядъ ли далеко уйдешь съ одной только мягкостью. Тогда приказаніе, царское слово, кнутъ творятъ чудеса. Стоять! приказалъ офицеръ. И мужики остановились….
Господинъ, стоящій подл меня, что-то говоритъ мн. Я не понимаю его, но такъ какъ онъ въ то же время указываетъ на мою куртку, то я догадываюсь, что дло идетъ о стеариновыхъ пятнахъ. Я прямодушно объясняю ему на своемъ старомъ норвежскомъ язык, что только и жду одного человка, который долженъ тотчасъ прійти со всевозможными жидкостями и утюгами, чтобы вывести стеариновыя пятна. Лицо этого господина принимаетъ сострадательное выраженіе, какъ будто бы онъ не особенно врилъ въ то, что человкъ этотъ когда либо появится. И безъ дальнйшихъ разговоровъ онъ начинаетъ тереть мою куртку своимъ рукавомъ. Пенснэ его падаетъ на землю, но онъ не обращаетъ на это вниманія, а третъ себ да треть. Немножко погодя, стеаринъ начинаетъ исчезать. Я вижу къ моему изумленію, что имю дло съ мастеромъ своего дла, и что блая полоса на моей куртк наконецъ совсмъ пропадаетъ. Я раздумываю, что бы мн дать этому человку: мою визитную карточку, сигару или рубль. Карточка кажется мн наиболе изящнымъ способомъ выразить свою благодарность; но, когда я принимаюсь ее разыскивать, то не нахожу ни одной, он запрятаны, по всей вроятности, въ одномъ изъ сундуковъ. Итакъ, я ограничиваюсь тмъ, что благодарю господина, принося свою благодарность на всхъ извстныхъ мн языкахъ, а онъ въ отвтъ смется и киваетъ мн изо всхъ силъ. Мы словно заключили дружескій союзъ на всю жизнь; человкъ заводитъ со мною разговоръ по-русски.
Всего я, правда, не понимаю, къ сожалнію, — это немыслимо для меня, но я замчаю, что
Противъ всякихъ ожиданій дло идетъ на ладъ, они киваютъ мн, и всякій разъ, когда я что-нибудь говорю и покрываю ихъ голоса своимъ громкимъ голосомъ, они оказываются совершенно согласны со мною. Между моими слушателями замчаю я и того служащаго, который нсколько разъ общался мн вывести стеаринъ съ моей куртки, и, когда я показываю ему свою куртку, на которой нтъ больше пятенъ, онъ говоритъ что-то и киваетъ головой, съ своей стороны крайне довольный этимъ обстоятельствомъ.
Тогда мои спутники по позду высовываютъ головы за дверь и не могутъ постигнуть, что это за норвежцевъ я тамъ вдругъ нашелъ. Скоро они принимаются громко и безъ стсненія хохотать, и этотъ смхъ поражаетъ моихъ слушателей, которые одинъ за другимъ начинаютъ умолкать и расходиться.
Близъ маленькой станицы, гд мы останавливаемся, молотятъ на твердо-убитой глинистой почв степи хлбъ. Пшеница многими связками разложена по полю. По снопамъ этимъ здятъ кругомъ лошади и быки, пока, наконецъ, колосья не растоптаны до тла. И это называютъ здсь молотитъ.
Теперь я больше не удивляюсь, что въ русскомъ хлб такъ много песку и камешковъ. Я припоминаю изъ временъ своего дтства на свер, что финляндскіе рыбаки привозили съ собою хлбъ изъ Архангельска, и маленькая мельница моего отца не мало труда переносила съ этимъ хлбомъ. Случалось даже, что изъ мельницы искры сыпались, когда она перемалывала русское зерно. Я находилъ это страннымъ. Тогда я не видлъ еще всхъ способовъ молотьбы. Теперь же я знаю вс: начиная отъ способа, примняемаго въ американскихъ преріяхъ, засянныхъ пшеницей, гд мы управляли громадной паровой молотилкой, а мякина, зерно и солома облаками вздымались надъ преріей. Но самый забавный способъ, — это тотъ, что мы видимъ здсь, гд казачки молотятъ быками. Он держатъ длинный кнутъ въ обихъ рукахъ и ободрительно покрикиваютъ на животныхъ. Когда он щелкаютъ кнутомъ, то онъ описываетъ въ воздух красивую фигуру. Сами же казачки не слишкомъ толсты, откормлены и богато одты, — скоре напротивъ.
Равнина длается боле волнистой, она уже не такъ гладка; далеко, далеко, налво виднются на горизонт сливающіяся очертанія горныхъ хребтовъ, — это первые предвстники Кавказскихъ горъ. Мстность здсь очень плодородна, города, раскинутые по равнин, становятся многочисленне; а по склонамъ горъ лпятся деревушки. Большіе виноградники и фруктовые сады повсюду, но все еще нтъ лса; только вокругъ городовъ разрослись небольшія рощицы акацій. Жаръ усиливается, мы поочередно входимъ въ купэ, чтобы надть на себя легкое платье, какое у насъ имется.
Телеграфные столбы, сопровождавшіе насъ все время, имютъ иногда больше, иногда меньше проволокъ; здсь я насчитываю ихъ девять.
Все тяжеле и невыносиме становится жара; собственно говоря, я нсколько удивленъ этимъ сильнымъ зноемъ, я побывалъ уже много южне въ другихъ странахъ. Положимъ, мы здсь далеко на восток, но на той же широт, какъ Сербія, Сверная Италія и Южная Франція. Однако, нтъ полнаго затишья, и жара потому не томительна; вс окна и двери у насъ настежь, и дуетъ такой сильный втеръ, что мы должны придерживать шляпы на головахъ. Но это горячій втеръ, и едва можно дышать въ вагон. Мы длаемся похожими на темнокрасные піоны, а дамы, къ великому нашему увеселенію, пріобртаютъ пузыри на лиц и смшные толстые носы, Дамы, разумется, сегодня утромъ умывались; и теперь получаютъ возмездіе за такое кокетство, неумстное во время долгой поздки по желзной дорог.
Позда съ керосиномъ и нефтью изъ Баку мчатся мимо насъ. Масляный смрадъ заражаетъ раскаленный воздухъ.
Налво отъ насъ лежитъ Пятигорскъ; мы останавливаемся на маленькой станціи и высаживаемъ здсь дущихъ на курорты. Слава Богу, здсь сходитъ съ позда и офицеръ, похожій на еврея; онъ ршительно больше не признаетъ меня; мы хотимъ устроиться такъ, чтобы ухать изъ Владикавказа раньше, чмъ онъ туда прибудетъ!
Въ Пятигорск курортъ и купанья. Горы поднимаютъ каждая отдльно свои пять вершинъ. Здсь есть горячіе ключи, температурой до 40 градусовъ, и срные источники, содержащіе такъ много сры, что, если положить втку винограда на нсколько часовъ въ эту воду, то сра кристаллизуется на ней и образуетъ твердую втку и ягоды изъ сры. На станціи продаются подобныя диковинки.