Вадбольский 4
Шрифт:
— Нет, — отрезал я. — Все должны видеть, что нападать на соседа — нехорошо. Агрессор должен быть наказан. Это не наши с вами дрязги, это всемирный закон.
Его лицо побагровело ещё больше, явно хотел сказать, что ему насрать на мировые законы, в этой области действуют только его законы, но я-то знаю, что глобализм победит, потому смотрел на него с высоты верхней ступеньки крыльца и молча ждал.
— Нет, — отрезал он. — Моё предложение самое справедливое! Зарыть топор войны, подписать договор о ненападении!
— Только после уплаты
Он отступил на шаг, посмотрел мне в глаза, махнул рукой и вернулся к автомобилю. Уже взявшись за ручку дверцы, крикнул:
— Не пожалейте, барон! Я сделал вам очень щедрое и великодушное предложение!
— И вы не пожалейте, — ответил я. — В следующий раз штраф будет в десять миллионов рублей и заметные территориальные потери.
Он сел в автомобиль, шофёр повернул руль, разворачивая автомобиль, через некоторое время быстро выехал за ворота, что тут же закрылись за ним.
Глава 8
Два дня валил снег, укрыл голую землю, спрятал грязь и безобразные рытвины. Сейчас везде это белое безмолвие, нарушают только чёрно-серые стволы деревьев с беспомощно растопыренными голыми ветками, да ещё зелёные островки ёлок, самых глупых деревьев, что не понимают разницы между зимой и летом.
Я отодвинул занавеску, можно бы и окно открыть, но жар от камина согревает только ту часть кабинета, а здесь дубак. Но отсюда красивше вид даже на речку, уже схваченную тонким ледком, по ней сейчас важно топает с недовольным гоготом стая гусей, не понимаю, как не мерзнут с их тонкими перепонками на лапах.
На самом краю горизонта дымки из труб, там большое село, удобно расположилось при впадении реки в озеро, чистая вода в изобилии, множество рыбы.
Любаша заглянула в кабинет, краснощёкая и пышногрудая, кровь с молоком, спросила с подчеркнутым смирением:
— Ваше благородие, завтрак в столовую или сюда в кабинет?
— В столовую, — сказал я. — Не забудь сказать графине.
— Уже сказала, — сообщила она заговорщицки. — Она тоже выбрала столовую.
После того, как я попользовался ею, держится предельно смиренно, глазки не строит, не заигрывает, молодец, другая бы начала выставлять на обозрение её близость к молодому барину.
Завтракать полагается плотно, особенно зимой, потому сегодня на стол подали борщ белый, бок серны и паштет из жаворонков. Пока мы с Сюзанной хорошо и с аппетитом лопали, я слышал как на кухне торопливо готовят жаркое из куропаток и буден Ришелье, тоже горячий, истекающий сладким мясным соком.
Сюзанна не чинилась за столом, здесь же никого, кроме Вадбольского, который сам вести себя не умеет и других не осуждает, так что можно кое-какие условности опустить и наслаждаться прекрасно приготовленной пищей.
— Прекрасные у Гендрикова
— Какой Гендриков? — изумился я. — Это мои повара!.. И уже двое от Карницкого перебежали!
— Странный вы, Вадбольский, — заметила она. — Это от вас нужно бежать, а они почему-то к вам бегут. Но вас это почему-то не радует?
— Меня только вы радуете, — сообщил я с горестным вздохом. — И освещаете этот серый мир своей улыбкой.
Она кисло улыбнулась заезженному комплименту. Настроение у меня, как заметила, в самом деле смурное. После последнего разговора с Карницким прошло две недели, он закусил удила, графская гордость не позволяет признать поражение, на следующую ночь прислал одну за другой две диверсионные группы.
Первую Мата Хари благополучно обнаружила ещё на дальних рубежах, их встретили и уничтожили кинжальным огнём, вторую подпустили к самому имению. Группа для диверсантов слишком велика, явно Карницкий в отчаянии бросил на последнюю попытку ядро своей гвардии.
После короткого боя я уговорил их сдаться. Разоружили, а там, по предложению Перепелицы, всем предложили принести Клятву Крови или отправиться кормить рыб в Белое озеро.
Понятно, принести её под давлением невозможно, такой человек погибает моментально. Когда утром все оставшиеся сорок человек решили принести Клятву, я подумал хмуро, что не такие уж и преданные Карницкому эти гвардейцы, явно держались только из-за высокого жалованья.
Двенадцать их них погибли, Клятва оказалась непосильна, зато гарнизон увеличился на двадцать восемь человек. Выждав ещё сутки, я сделал ответный налёт. В результате короткого боя, имение удалось захватить и сжечь, Карницкий успел сбежать.
— Уходим, — велел я. — За нами победа полная!.. Если хочет, пусть вернётся на пепелище.
Меня постоянно окружают мои командиры, как бы телохранители, я ж такой молодой и ценный, Василий спросил с интересом:
— А если вернётся?
— Штраф на нём висит, — ответил я, — проценты растут.
Перепелица переспросил:
— А мы не всё выгребли из его сейфов?
— Только наличные, — сообщил я. — Но кто знает, сколько в банках?
Ещё через трое суток со мне прибыл тот же виконт Забелин, разговаривал вежливо, несколько раз подчеркнул, что он с Карницким ни в союзе, ни даже в дружбе, просто его попросили попосредничать.
— Посредничайте, — разрешил я милостиво.
Он улыбнулся.
— Да-да, посредничаю. Граф велел передать, что у вас, несмотря на неожиданно хорошее войско, нет более важного: связей, поддержки других родов, высоких покровителей, весомой репутации. Потому, пока он не обратился к сильным Родам, в последний раз предлагает мир на прежних условиях, как он и предлагал.
— Какие могущественные покровители? — переспросил я. — Нет у него никаких покровителей. Мог бы завести, но это быть кому-то должным, а зачем ему такое? Здесь никакие битвы между родами не велись, он был в полной безопасности.